– Ты вчера вполз в мою палату с криками «ты видишь их?». Я дал тебе диазепама из запасов, и ты отключился.
– Почему ты не разбудил меня. И почему лег со мной на кровать? Это ненормально.
– Тебя бы парад военной техники не разбудил. И это моя кровать. И моя палата. Я не настолько вежлив что бы спать на полу. Ты как?
– Я их видел. Как тебя сейчас. Галлюцинации ведь не могут убить?
– Галлюцинации нет. Но ты себя да. Ты мог разбить себе башку об пол.
– Я просто пришел сюда. Это я помню. Помню, как ты кричал на них. Помню таблетку. Дальше ничего не помню. И ты просто лег спать? —осторожно спросил Кори. – Ничего больше не происходило?
– Нет. – помотал головой Крашер.
– Слава богу! – Кори подобрал с пола свои ключи и пульт для вызова охраны. И в голове появились первые адекватные мысли. Как он мог просто лечь спать с пультом от охраны и ключами от запасного выхода. Почему не убежал. – Нет. Почему ты не сбежал? Мог запереть меня в палате и просто уйти.
– Ты можешь вернуться в Нью-Йорк в любой момент, но ты этого не делаешь? Хотя знаешь, что тебе здесь с каждым днем все хуже и хуже.
Лоусон демонстративно хлопнул решеткой и включил освещение. Пора было начинать обход.
– Обуйся, что ли. – Крашер подал ему через прутья пару кед, которыми вчера кидался сам доктор Лоусон.
Они разговаривали достаточно громко, но все же никого не разбудили. Кори сделал почетный круг. Проверил двери, запасной выход, два кабинета и санитарную комнату. Все было нормально. Если в учреждении для психически больных может быть что-то нормальное. Когда Кори завершал обход было почти четыре утра. Окна в соседнем корпусе были черными дырами. Холодный ветер гонял по двору неубранные листья. Крашер уже лежал и пялился в потолок.
– Принеси мне новую наволочку, эта вся в твоих слюнях.
– Извини, что повысил голос. Такое поведение недопустимо для врача. И для друга. В итоге, мне все же пришлось обратиться к тебе. Ты будешь говорить?
– А что тебе говорить? Если ты видел Честера.
– Какому именно лечению тебя подвергали, и кто подписывал на это согласие?
– Лично я, не подписывал ничего, где соглашался бы на десять часов электрички в сутки. Мы так называли электросудорожную терапию. После нее ты как мокрая туалетная бумага. Не ходить, не говорить, ничего не можешь. А в голове перекати поле. Ни сожаления, ни страха, не боли. Ничего.
– Гипноз?
– Нет. Доктор Томоко изображал из себя гипнотизера, но на меня это не действовало. Не знаю почему. Ему удавалось подчинять себе других детей и взрослых. А я оказался не восприимчив к гипнозу. Что бы он не узнал, я выполнял все его действия. Самым сложным, было не заржать во время его представления. Иначе электричка.
– Что он заставлял вас делать?
– Бить друг друга, пить кипяток…
У Кори замирало сердце, когда Чарльз перечислял все, подвиги местных докторов.
– Хватит. Да, после такого любой свихнется.
– Они и свихнулись. Но они были слабаки. А я нет.
– Ты напишешь об этом. О других детях, о Мейсоне. Обо всем. Мне нужны имена всех несовершеннолетних, да и вообще всех пациентов, которых подвергали калечащим практикам. Мы отдадим их под суд. Я буду твоим представителем. Я сейчас уеду, а после обеда приеду с юристом. Мы нотариально заверим твои слова. Только пожалуйста, не подведи меня.
Лоусон сидел на планерке и улыбался, глядя в лица палачам. Скоро они все заплатят за свои чудовищные поступки. Он встал, доложил о состоянии больных, и о том, что ночь прошла без происшествий.
– А где сестра Колбан? – спросил доктор Шварц.
Никто не знал. Все пожимали плечами. Колбан часто опаздывала. Может быть проспала? Кори было наплевать. Когда кабинет опустел он подошел к Шварцу и отвлек его от телефона.
– Доктор Шварц, разрешите мне уйти на час. Это все еще по поводу моей страховки.
– Конечно, доктор Лоусон. Езжайте. У вас все получилось? Фирма оказалась настоящей?
– Более чем. В течении трех дней они вышлют экспертов для осмотра машины.
– Вы не видели вчера сестру Колбан?
– Лично нет. Видел ее в окно, она была в процедурном кабинете на третьем этаже.
– Ясно, езжайте Лоусон.
Кори несся по трассе, не лучше сестры Эдисон. Не знаки, не лежачие полицейские не были ему указом. Он рулил одной рукой, другой прижимал телефон к уху.
– Ты сам не спишь и мне не даешь.
– Рейчел, у меня дело государственной важности.
– Если у тебя опять умер пациент, то просто заведи новую историю, перепиши листы назначений и приклей чужие анализы.
– Нет, Рей! Помнишь того писателя, Брюса Батеки? Я его нашел. Его зовут Честер Честити. Он действительно лечился в Отектвуде. Ты не представляешь, что он мне рассказал.