– Простите, я помешал вам.
– О нет! Эти двери открыты для всех и в любое время, сын мой. Ты хочешь о чем-то поговорить?
– Да.
– Так говори. Не стесняйся.
– Отец Игмен, что бы сделали вы если бы узнали о насилии в чужой семье? Если бы узнали, что отец бьет своих детей?
– Я бы попытался наставить его на путь истинный. Как пастырь. А как отец восьмерых детей, начистил бы рожу ублюдку. О ком ты говоришь, Кори? Я могу чем-то помочь? А шериф? Дети обращались в полицию?
Каков актер. Делает вид, что ничего не знает. Конечно, он ведь столько лет играет роль образцового папаши.
– В полиции ждут показаний жертвы, а жертва напугана.
– Бог поможет им. Если они боятся идти в полицию, пусть придут в церковь. У тебя самого все хорошо? Выглядишь напуганным.
– У меня все путем. Не беспокойтесь, святой отец.
– Ты не торопишься, Кори? Не подержишь стремянку?
– Конечно. – Кори кивнул и взялся за ножки лестницы. Игмен вскарабкался и снова включил дрель. Голоса вернулись. Они продирались сквозь визг сверла.
«Никому не верь.» – твердил про себя Кори. Опилки прилипли к влажным от пота очкам. Старые иконы зашевелили губами. Вместо святых на них были лица Ирмы, Эбхаус, Ронаски. Фиолетовые лица, с перетянутыми шеями. Кори закрыл глаза, чтобы не видеть их, и увидел себя. Снова на месте Кэтрин. Но в этот раз палачом был не Рафаэль, а сам Игмен.
«На что еще ты сгодишься господу, без рук и без ног? Надо отрезать тебе язык, чтобы не пререкалась!»
Его грязные от ремонта пальцы, потянулись к лицу Кори.
«Не смотри на меня так.» – в руках Игмена взвизгнуло сверло. Оно шоркнулось об оправу очков Лоусона. Он хотел бы проснуться, но он не спал. Вжавшись до боли в металлическую стремянку, Кори дернул ее в сторону. Шнур дрели вырвался из розетки. Голоса смокли. Игмен с грохотом упал на пол, ударившись спиной об ящик с инструментами.
Лоусон вытер строительную пыль со стекол. Игмен стонал, пытаясь подняться на ноги. Он морщился и тер затылок рукой.
Он должен прекратить страдания Кэтрин и ее детей. Он должен убить его. Голоса в голове, замерли в сладком ожидании.
– Что ты делаешь, Кори? – спросил отец Игмен, глядя на своего прихожанина с молотком в руках. – Положи молоток. Ты в доме господнем! Одумайся сын мой.
Кори замахнулся и нанес удар. Игмен успел закрыть голову руками и пястные кости хрустнули. Еще удар. Он попал Игмену в щеку, содрав ее и оголив розовую от крови челюсть.
– Боже! Хватит!
Игмен орал как резаный. Как Кэтрин Игмен. Как его дочь, когда он избивал её. Последний удар и он замолчал. Замолчал навсегда. Как и голоса. Прохладная тишина заполнила комнату. Витражное стекло играло со светом от фонаря на теле. Кори посмотрел на молоток в крови, и он не чувствовал тошноты. Он проломил человеку череп и не чувствовал паники. Умиротворение. Он помог Ирме. Он помог всем молящим в его голове. Подняв с пола масляную тряпку, Кори вытер поручни и ручку молотка. Игмен был худощавый, но крепкий и тяжелый. Лоусон с трудом перевернул его на живот лицом в кучу плинтусов и положил молоток под лоб. Если Айк будет расследовать это так же, как смерть Апекса, то непременно спишет все на несчастный случай.
На улице Кори задрожал. То ли от холода, то ли от собственной кровожадности. Он убил вдовца и отца восьмерых детей. Он убил священника. Он будет гореть за это в аду, если тот конечно есть.
Забравшись в машину, Кори ждал, когда придет сожаление. Когда придет испуг от содеянного. Он ждал, когда голоса поблагодарят его, но они испарились, не сказав спасибо.
Кори ехал прочь. Он хотел бы заплакать, но глаза были сухими. Ехал мимо водонапорной башни, мимо грязного ручья, включив радио погромче, чтобы не утонуть в этой жестокой пустоте внутри своей головы.
Остановился у валежника. Уже без карты прошел через густой лес, перешагивая и обходя густой лес. Уже не боялся крика совы или шороха полевки под ногами. Дернул дверь, спустился, завел двигатель и завалился на больничную койку. Из-под облупившейся на потолке краски виднелся черный полукруг. Такой же кривой, как и все рисунки на теле Крашера. Кори смотрел на него, и он расплывался. Очки сползли на лоб.
Диссоциативная фуга
Алабама, Отектвуд 7:45 a.m.
Сумасшедшие бывают разные. Одни в форменных пижамах жуют траву во дворе лечебницы. Другие покупают красные кепки с надписью «сделаем Америку снова великой», третьи сидят в кабинетах и заполняют истории первых сумасшедших.
Лоусон относил себя к третьему типу. Доктор Калуум и доктор Фарелл изрядно напились вчера. Об этом можно было сказать по невыносимому запаху спирта в кабинете и двоим спящим на диване телам, накрывшимися одним халатом.