— Так это был спектакль?
— Так точно, сэр.
Ник понял, что попал впросак.
— Но где же зрители?
— Их не бывает, — ответил верзила, подталкивая Ника к дверям.
Если б не огромное желание узнать хоть что-нибудь о прекрасной незнакомке, он бы ни за что не позволил столь бесцеремонно выставить себя за дверь даже такому здоровяку, как этот.
— Вам не кажется это странным?
— Она платит не за то, что мне кажется. Прощевайте!
— Будь человеком, назови ее имя, — не унимался Ник, доставая из кошелька очередную монетку.
— Послушай, ты не первый, кто интересуется ею. Я отвечу тебе то же, что и остальным: вали отсюда! Меня не купишь, ее, впрочем, тоже.
Нику понравилось, как грубо и неуклюже он встал на ее защиту. Сей факт много творил о самой актрисе. Мнению такого неотесанного парня он доверял куда больше, чем словам любого из святых отцов. Годы тяжких испытаний убедили его, что люди, подобные здоровяку, судят об окружающих очень метко. Ведь, в конце концов, именно хорошее чутье позволило ему сколотить состояние. Коснувшись пальцами шляпы, Ник вновь оказался на улице. Несмотря на непрекращающийся ветер и дождь, настроение у него улучшилось.
Впереди его ждала удача: он нашел женщину своей мечты.
Ни одной зацепки. Ник не знал ни ее имени, ни адреса. Что это за странный театрик, где нет ни одного зрителя? Интуиция подсказывала Нику, что не все так безнадежно, что удача на его стороне. И в ту же минуту внутренний голос напомнил ему, что сейчас не время для любви. Мерзкая погода помогла ему вернуться к действительности: пора навести порядок в его жизни.
Сколько времени он потерял, слоняясь без цели по Лондону. Пора браться за ум!
Недовольная собой и своей игрой Кэт Гровенор мерзла в дверях. Ей давно хотелось уйти, но пришлось ждать Беркли, чтобы удостовериться, что здоровенный детина, который забрел в театр, не околачивается где-то поблизости. Боязнь быть узнанной заставляла ее всегда быть начеку. Один зритель не менее опасен, чем полный зал. Ее нервы были на пределе. В отличие от профессиональных актрис, ее раздражали зрители. Она чувствовала себя комфортно только среди собратьев по цеху. Кэт не знала, сколько времени незнакомец находился в зале, прежде чем заметила, что за ней наблюдают. Обнаружив его присутствие, она тут же подала условный знак рукой верному добряку Беркли. Избавиться от двух-трех непрошенных гостей ему не составляло труда. Слава Богу, что их бывало не так много! Но прежде чем Беркли попросил его покинуть зал, она успела рассмотреть непрошеного гостя: какие широкие плечи, какие роскошные темные волосы, а фигура! Пожалуй, он покрупнее Беркли!
Ее била дрожь не только от холода: сказывалось нервное напряжение. В который раз она обещала покончить со своей мечтой. Уж больно хлопотной и тревожной была ее жизнь.
Кэт улыбнулась: никогда она не сможет добровольно бросить сцену! Театр — это ее жизнь, он необходим ей как воздух. Где, как не в театре, бедные и талантливые люди могли проявить себя! Театр стал для нее отдушиной, поскольку жизнь потеряла свою привлекательность. Как это случилось и почему? Ни Кэт, ни сторонний наблюдатель были не в силах дать ответ. Друзья утверждали, что у ее ног был весь Лондон. Господи, чего еще может желать нормальная двадцатишестилетняя женщина? И незачем напоминать ей, что любая жительница столицы готова отдать все, лишь бы оказаться на ее месте. Конечно, такой успех не может не радовать, но, увы, он не сделал ее счастливее, печально призналась себе Кэт.
Кэт мечтала рассказать близким о своем увлечении сценой, но боялась, что не перенесет позора, если ее подымут на смех. А вдруг она стала неудовлетворенной истеричкой? Ведь ее желания невыполнимы и кажутся абсурдными даже ей самой. Кэт вздрогнула. Она презирала людей, которые жалели себя, но, кажется, сейчас занималась этим. Пора покончить с самоистязанием!
Кэт понимала, что единственным спасением было молчание. В противном случае ее уже давно бы осмеяли. Искренность — непозволительная роскошь. Придется оставить все, как есть, и мечтать лишь о том, чтобы вдохновение вновь посетило герра Хендрикса. И тогда она получит очередную трудную роль. О том, как надо сыграть ее, расскажет все тот же маленький человечек.
А вот и Беркли! Переодевшись в ливрею, он подал ее черный экипаж. Кэт надвинула капюшон и юркнула внутрь, приказав лакею поторопиться: она боялась, как бы ее не хватились дома.
Бледный, с перекошенным лицом, Ник миновал арку, продолжая ругать себя. Мимо пронесся экипаж. Мелькнувшая в окошке белая муфта окончательно убедила его, что первая попытка знакомства оказалась неудачной.