– Боб! – удивленно воскликнул он. – Только вчера вечером я ступил на родную землю, а уже сегодня утром встречаю тебя!
– Я вас как будто где-то видел, мой бородатый друг, – ответствовал мистер Одли, внимательно вглядываясь в оживленное лицо незнакомца, – но пусть меня повесят, если я помню, где и когда.
– Что? – с упреком вскричал незнакомец. – Не хочешь ли ты сказать, что забыл Джорджа Талбойса?
– Конечно же, нет! – с чувством промолвил Роберт и, взяв старого друга под руку, повел его в тенистый двор, перейдя на свой обычный безразличный тон. – Ну, рассказывай, Джордж, где ты пропадал.
И Джордж поведал ему свою историю. Он рассказал все то же, что услышала бледная гувернантка на борту «Аргуса», а затем прерывающимся от волнения голосом сообщил, что в кармане у него около двадцати тысяч фунтов, которые он хочет поместить в банк к господам таким-то, своим давнишним банкирам.
– Ты не поверишь, я только что от них вышел, – сказал Роберт. – Я пойду с тобой, и мы уладим дело за пять минут.
Приятели устроили все за четверть часа, после чего Роберт Одли предложил немедленно отправиться в «Корону и скипетр» в Гринвиче или в «Замок» в Ричмонде, чтобы пообедать и поговорить о старых добрых временах, когда они вместе учились в Итоне. Однако Джордж, только что приехавший из Ливерпуля, сказал другу, что прежде всего должен заглянуть в одну кофейню на Бридж-стрит в Вестминстере, где надеется найти письмо от жены.
Пока они вихрем неслись в кэбе через Ладгейт-Хилл, Флит-стрит и Стрэнд, Джордж Талбойс изливал на Роберта все свои невероятные надежды и мечты, которые так захватили его жизнерадостную натуру.
– Я куплю дом на берегу Темзы, – радовался он, – и буду жить там с женой, и у нас будет яхта, дружище Боб. Представь: ты лежишь на палубе и куришь, а моя малышка играет на гитаре и поет для нас. Она поет не хуже тех – не помню, как их там называли, – которые чуть не ввели в беду старину Одиссея, – добавил молодой человек, чьи познания в классике оставляли желать лучшего.
Обслуга в кофейне удивленно глазела на небритого, с запавшими глазами незнакомца в одежде колониального покроя, возбужденного и шумного. Впрочем, в годы военной службы Джордж частенько сюда заходил, и, услышав его имя, к нему сразу подбежал официант.
Джордж заказал бутылку содовой и попросил узнать, есть ли письмо на его имя.
Не успели приятели устроиться в укромном уголке у камина, как официант принес воду и сообщил, что писем на это имя нет.
Он произнес это равнодушно, машинально вытирая маленький столик красного дерева. Лицо Джорджа смертельно побледнело.
– Талбойс, – повторил он. – Возможно, вы не расслышали – Талбойс. Ступайте и посмотрите еще раз, письмо должно быть.
Официант пожал плечами, вышел и вернулся почти сразу с известием, что ничего похожего в ящике для писем нет. Там обнаружилось всего три письма, адресованные господам Брауну, Сандерсону и Пинчбеку.
Молодой человек в молчании выпил воду и, облокотившись о стол, закрыл лицо руками. Роберт понял, что разочарование очень горькое, каким бы пустяковым оно ни казалось на первый взгляд. Наконец Джордж поднял голову, машинально взял из кипы журналов на столе вчерашний номер «Таймс» и уставился невидящим взглядом на первую страницу.
Не могу сказать, сколько он просидел так, глядя на строчку в списке смертей, прежде чем до его ошеломленного мозга дошел смысл. После долгой паузы он подтолкнул газету к Роберту и с лицом, изменившим цвет от бронзового загара до землистой бледности, с ужасающим спокойствием указал пальцем на строчку:
«24-го числа сего месяца в Вентноре, остров Уайт, скончалась Элен Талбойс, 22 лет».
Глава V. Могила в Вентноре
Да, там действительно значилось черным по белому – «Элен Талбойс, 22 лет». Уверяя свою приятельницу на борту «Аргуса», что упадет замертво, если услышит дурные вести о жене, Джордж не кривил душой. И вот – страшное известие, а он сидит окаменелый, бледный и беспомощный, уставившись в удивленное лицо друга.
Джорджа оглушила внезапность удара. В странном потрясении до него не доходило, что случилось, почему всего одна строчка в «Таймс» оказала такое ужасное воздействие. Мало-помалу туман в сознании рассеялся, и на несчастного обрушилась страшная реальность.
Жаркое августовское солнце, пыльные подоконники и потрепанные шторы, кипа игровых счетов, приколотых к стене, пустой черный камин, лысый старик, клюющий носом над «Морнинг эдвертайзер», неряшливый официант, складывающий скатерть, и озабоченное лицо Роберта Одли, устремленное на него с состраданием и тревогой, – все вокруг вдруг приняло неестественные пропорции и слилось в темные пятна, плывущие перед глазами. В ушах зашумело, как от дюжины паровых двигателей, и последнее, что услышал Джордж, был звук падающего тела.