Тхлох-мунг увидел меня.
Тело его напряглось, локти вывернулись наружу.
Слабый запах, напоминающий запах мокрого войлочного одеяла, исходил от него.
Я был готов к тому, что йети, увидев меня, вскочит и бросится бежать, но, видимо, он действительно был болен. Он только поднял голову и, странно вывернув шею, беспомощно уставился на меня узкими слезящимися глазами. Через макушку шла у него узкая, похожая на гребень, полоска коротких жестких волос, лицо оказалось бурым, плоским, морщинистым. Вышедшая луна слепила тхлох-мунга, зато я отчетливо видел плоские уши, прижатые к маленькой голове, длинную рыжеватую шерсть, и слышал кашель, тяжелый, хриплый.
Медленно я коснулся его плеча.
Йети растянул плоские губы и заворчал, показав крупные, покрытые черным налетом зубы. Но он был слишком изнурен, слишком слаб, чтобы хоть как-то сопротивляться. Подняв его на ноги, подталкивая, я повел йети к озеру. Кашель гулко отдавался среди ледяных глыб. Не обращая внимания на слабое рычание, я втолкнул йети в палатку, где он сразу забился в дальний угол. Он дрожал от холода и не хотел брать сухари. Нужных лекарств у меня с собой не было, и я готов был хоть сейчас спуститься в долину, но вряд ли йети выдержал бы такой ночной переход.
В смятении я заговорил:
– Видишь, там, в небе, будто чиркают спичками… Это метеоры… Они нам не опасны, мистер йети… Они не приносят нам несчастий, они ничего не меняют в мире… Они просто существуют, как, например, ты… А вон там горит созвездие Водолей… А вон там Большой Пес… Ты, наверное, видишь звезды… Ты, возможно, даже ориентируешься по ним…
Так я повторял названия звезд, а йети следил за мной из своего темного угла.
Сейчас он напоминал рыжего старичка из волшебной сказки. Увидев, какие у него голые и большие ступни, я попытался засунуть их в «слоновью ногу» – в короткий спальный мешок, одевающийся только до пояса, но он отбился.
– Ладно…
Я крепко зашнуровал вход.
Было тесно, я слышал его дыхание.
Широко раскрытыми глазами я смотрел во тьму, думая, как напугано, как слабо это странное создание, горный дикарь, как пугливо он прячется в угол. Так обычно ведет себя зверь перед более сильным зверем. Но в низком поклоне жителя Востока или в кивке европейца не заложено разве давнее покорное припадание к земле?
Почти у каждого человека, думал я, прислушиваясь к кашлю йети, есть навязчивые идеи. Одни в одиночку пересекают океан на парусной лодке, другие штурмуют Аннапурну…
Я тридцать лет искал снежного человека.
Слухи о странных созданиях, живущих в Гималаях, ходят среди шерпов давно, шерпы рождаются среди этих слухов, но только в 1925 году на леднике Бирун с тхлох-мунгом столкнулся греческий путешественник Тамбоци. А в 1937 году в одном из районов Восточного Непала явственные следы неизвестного существа обнаружил сэр Джон Хант. Шерпское йети пошло, видимо, от слова «йех» – «скалистое место» и от слова «те», указывающее на живое существо. При этом шерпы различают две разновидности йети: дзу-те – разновидность более крупная и встречающаяся редко, и мих-те, как-то связанная с настоящим человеком. В чем проявляется указанная связь, до сих пор не объяснено, но живет этот зверь или человек в обширной, усеянной валунами альпийской зоне, откуда изредка спускается на морены и ледники.
Йети опять надрывно и долго закашлялся.
Это тебя, подумал я с нежностью, разыскивала экспедиция Ральфа Иззарда в 1954 году. Но не Ральф, а я нашел тебя, хотя Ральфу могло повезти. Однажды с Джералдом Расселом, биологом экспедиции, он в течение двух дней шел по следам двух особей снежного человека. Заподозрив, что какая-нибудь встречающаяся на пути пастушья хижина обитаема, йети обходили ее далеко стороной. При этом они вовсе не считали для себя зазорным подняться на крутой сугроб и съехать с него вниз, иногда повторяя это и раз, и два. Ральф сделал снимки, подтверждающие столь странное для зверя времяпрепровождение.
Протянув руку, я нащупал фонарь.
Вспышка света вырвала из тьмы плоское оскаленное лицо йети.
Я вздрогнул. Наверное, встречи с такими вот существами подтолкнули впечатлительных горцев к многочисленным легендам о горных оборотнях – плоское, искаженное страхом и болезнью, оскаленное лицо. Давай без этих доисторических шуток, усмехнулся я, выключая фонарь, и услышал снаружи заунывный крик. Его не заглушали даже порывы ветра.
Расшнуровав палатку, я выбрался наружу.
Вспыхнула во тьме огненная дорожка – это вдали с голых скал падали камни.