— Вы правы, месье. Я был слишком категоричен. Конечно же, вы всего лишь подозреваетесь в том, что совершили наезд на человека и что это повлекло его смерть. И не более, месье, — подозреваетесь.
Стоявший рядом с Клодом в напряженной позе полицейский с облегчением вздохнул, видя, что он не собирается сопротивляться властям.
— Возможно, пострадавший еще жив? — зачем-то спросил Клод, хотя знал, что он мертв.
Полицейские перевернули тело на спину, и Клоду показалось, что он где-то видел лицо этого пожилого человека с жесткими волевыми чертами и глубокими морщинами…
Ощупав у мертвого грудную клетку и кисти рук, Клод обратился к полицейским.
— Смерть наступила не сию минуту. Труп остывает. И уже потому я ни при чем. Ведь не стал бы я, наехав на человека, сидеть рядом и ждать столько времени.
— Возможно, возможно, — покладисто отвечал капитан. — Но это пусть решает экспертиза. Наше дело составить протокол и задержать вас — как единственного подозреваемого в непреднамеренном, надо полагать, убийстве…
Полицейские принялись вымерять тормозной путь, который двумя черными чертами четко обозначился на асфальте. Когда Клод увидел лежащего у дороги человека, то резко затормозил, и теперь это было хорошо видно. Однако по версии полицейских получалось, что на большой скорости он наехал на пешехода, отбросил его в правую сторону, отчего и остановился. Спорить было бесполезно. Не вмешиваясь в их работу, Клод попробовал собрать факты, которые складывались бы в его пользу.
Вмятина на машине? О, их было много, и вмятин и царапин, на старенькой дядиной «рено-16».
Увы, нужных ему фактов не набиралось. Картина получалась невеселая: труп у дороги, возле трупа водитель, который подозревается в наезде и против которого на разлинованной пунктиром казенной бумаге писали обстоятельный протокол.
Клод почувствовал неуверенность в себе, беспокойство. Как будто он катится вниз и ему не за что уцепиться.
Вся эрудиция, отлично сданные экзамены, блестящие защитные речи — все показалось надувным шариком, лопнувшим, попав на острие иголки… Он видел, что бессилен себя защитить, что не может доказать деловитым полицейским свою невиновность в дурацкой истории с трупом в полосатом костюме.
Клод прислушался к себе. Нет, то была отнюдь не паника духа, а сигнал тревоги — посланный мозгом, он прошел по всему телу. Но тут же появился другой сигнал, от которого слабость исчезла, — бежать! Первым делом — бежать отсюда! А там будет видно… В спокойной обстановке можно разобраться, что к чему.
Подъехала вызванная по рации «скорая помощь». Труп уложили на носилки, пристегнули ремнями, накрыли черным одеялом и увезли.
— Месье, — повелевающе обратился капитан к Клоду, — мне нужны ваши документы.
— У меня их нет.
— Извините, месье, но мы не можем без удостоверения вашей личности закончить протокол. Вы вынуждаете меня…
— Да, вы можете сделать обыск. Но документов у меня нет.
И Клод похлопал себя по карманам брюк и куртки, показывая, что они пусты.
— Вот все, что есть, — сигареты и зажигалка.
Второй полицейский занялся машиной, обыскал все укромные места и доложил, что ничего не нашел.
— Странно, месье, очень странно. Как же это вы разъезжаете без документов, без водительских прав? Кстати, машина ваша?
— Нет, не моя. А документов нет оттого, что меня сегодня обокрали.
Полицейский покачал головой и с откровенным удовольствием принялся перечислять все просчеты и погрешности Клода.
— И человека вы не сбивали, и документов у вас с собой нет, и машина не ваша, и вообще вас, видите ли, ограбили… Если я спрошу ваше имя, то, вероятно, назовете первое попавшееся, не так ли?
— Ошибаетесь, капитан. Я вам не назову никакого имени. Останусь инкогнито.
— Ну, что же, так и запишем.
Но писать не стал. А смотрел пристально в глаза, и Клоду сделалось не по себе. Он уловил во взгляде оскорбительную жалость палача к своей жертве.
В черной форме с голубыми оторочками, увенчанный черным нимбом кепи с блестящим, как зеркальце, околышком, капитан был довольно молодым и, пожалуй, красивым. Но уж очень он нагло, вызывающе улыбался, откровенно торжествовал, как победитель.
«Стоп! — сам себе сказал Клод. — Стоп, Сен-Бри. Здесь что-то не так…»
Он не мог понять, где и что «не так». Интуиция, чутье, опыт юриста ему шептали, что он влип в какую-то историю, попал в западню, что во всем происходящем есть неестественность — подвох. Однако в чем — он не знал. Только предчувствовал. Капитан был подчеркнуто спокоен и театрально мил, видимо, оттого, что играл роль в чьем-то сценарии и был рад, что жертва не вносила в него серьезных неожиданностей. Он учтиво распахнул дверцу полицейской машины.