Катерина беспокойно заерзала. Такой портрет человека, которого она в течение многих лет воспринимала как своего второго отца, разительно отличался от ее собственных воспоминаний о нем. Как будто речь шла о двух разных людях.
— Совершенно не могу этого понять, — проговорила она, качая головой.
— Я тоже не мог. Поэтому уперся и решил все прояснить. Ведь раз Марианна была мне матерью, то он не мог отрицать, что он — мой отец. Я конечно же наговорил кучу глупостей и обрушил на него град обвинений, но он держался спокойно и дал мне выговориться, прежде чем выложил свой козырь.
Они подъехали к магазину. Йон припарковал машину у тротуара, заглушил мотор, но так и остался сидеть за рулем, глядя на лавку отца.
— Что же он сделал? — спросила Катерина.
Йон поморщился:
— Он сказал, что не может меня видеть. Я, дескать, слишком сильно напоминаю ему мать. Всякий раз, как он видит меня, он вспоминает ее гибель и то, что он не сумел этому воспрепятствовать.
Катерина слышала о самоубийстве Марианны от Иверсена, однако сам Лука никогда при ней ни словом об этом не обмолвился.
— Да-а-а, — задумчиво произнесла она. — И что же ты сказал?
— Тогда, в восемнадцать лет, ничего, — ответил Йон и тяжело вздохнул. — Я хлопнул дверью и ушел из магазина — и из его жизни тоже.
Некоторое время они сидели молча, слушая храп По. Внезапно храп как по команде прекратился; громко хрюкнув, По проснулся и, зевая, выпрямился.
— Уже приехали? — спросил он и потянулся, насколько это было возможно, сидя сзади.
— Да, вернулись обратно, — подтвердил Йон.
По нагнулся вперед, втиснувшись между передних сидений, и внимательно посмотрел сначала на него, потом на Катерину:
— Ну что, выходить не думаешь?
Катерина открыла дверь и вышла из машины, По сделал то же самое.
— Завтра заеду, — пообещал Йон, прежде чем они попрощались и Катерина захлопнула дверь.
Пока Катерина провожала глазами отъезжающий автомобиль Йона, По стоял, поеживаясь от холода.
— Ты тоже домой? — спросил он ее, направляясь к своему велосипеду.
— Нет, на ночь я останусь здесь.
— А стоит ли? — с сомнением спросил он. — Они ведь могут вернуться.
— Вот именно, — сказала она.
По покачал головой.
— Если хочешь, можешь разыгрывать из себя героиню. Ну а мне просто-напросто необходимо немного поспать, — произнес он чуть сконфуженным тоном. — Одна-то, как думаешь, справишься?
В ответ Катерина лишь кивнула.
Когда на следующее утро Катерина проснулась, кругом было темно, из-за чего ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, где она находится. Деревянные щиты, которыми были заколочены окна «Libri di Luca», практически не пропускали утреннего света. Раскладушка под ней скрипела, стоило лишь пошевелиться, но спать ей это не мешало. Катерина припомнила, как накануне готовила постель, однако то, как ложилась и сняла ли при этом с себя туфли, совсем не сохранилось у нее в памяти.
Некоторое время она лежала, прислушиваясь к шуму транспорта, проникавшему с улицы сквозь деревянную «светомаскировку», затем выбралась из-под одеяла и встала. Надев туфли и свитер, она включила свет.
Магазин по-прежнему представлял собой печальное зрелище. Дощатый прямоугольник на месте сорванного коврового покрытия напоминал открытую рану, а забаррикадированные окна и стоящая посреди зала разобранная походная кровать делали книжный магазин больше похожим на какое-то импровизированное бомбоубежище, оборудованное для хранения разного рода предметов старины.
Катерина отперла дверь и вышла наружу. Небо было ясное, но магазин находился в тени соседних зданий, и девушка ощутила уколы холода. Впервые с весны она увидела, как выдыхаемый воздух превращается в пар, и, чтобы согреться, ей даже пришлось некоторое время попрыгать по тротуару перед заколоченной витриной. На часах было одиннадцать, и «Libri di Luca» уже давно следовало открывать, однако жалкий вид фасада наверняка отпугивал всех потенциальных покупателей.
Оставив входную дверь открытой, Катерина принялась наводить порядок в магазине. Книги, обычно выставленные на столах на улице перед витриной магазина, сейчас кое-как были сложены на полу в глубине зала, поэтому она начала с того, что отыскала стол, где их можно было разложить. Не в состоянии рассортировать тома в соответствии с названиями или авторами, она просто складывала их на стол высокими стопками.
Весь остаток дня она провела за уборкой и в ожидании посетителей, всего один раз отлучившись, чтобы наскоро перекусить в ближайшей пиццерии. Только двое завсегдатаев решились преодолеть баррикады и заглянуть внутрь, однако видно было, что окружающий беспорядок их смущает, и они так и ушли из лавки, ничего не купив.
Йон появился к концу рабочего дня. Под глазами у него залегли черные круги, и он, похоже, утром не брился. Костюм, тем не менее, сидел на нем безукоризненно; правда, Йон, войдя, тут же снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу голубой рубашки.
— Трудный денек выдался? — спросила Катерина, когда они обменялись приветствиями и Йон с тяжелым вздохом опустился в кресло.
— Что ж, можно и так сказать, — ответил он, прикрывая глаза. — А здесь как? Какие-нибудь проблемы?
Катерина поведала ему обо всех событиях дня, что, впрочем, заняло у нее не больше минуты.
— Что ж, — сказал Йон и открыл глаза. — Надо бы вставить здесь новые стекла. Завтра попытаюсь связаться со стекольщиком.
— От Кортманна что-нибудь слышно? — поинтересовалась Катерина.
— Он звонил мне как раз перед моим отъездом. Собрание состоится… — он взглянул на часы, — через полчаса.
— Здесь?
— Нет, где-то на Эстербро.[25] В какой-то библиотеке, — ответил Йон и с усмешкой добавил: — Разумеется, где же еще?
Библиотека находилась на Эстерброгаде напротив американского посольства. Большие окна выходили прямо на улицу, так что прохожие могли с тротуара рассмотреть книжные стеллажи и большие ящики с комиксами. Еще находясь снаружи, Йон и Катерина увидели, что, хотя до закрытия оставалось всего десять минут, в библиотеке было довольно много народа.
Катерина провела Йона по пятиметровому коридору к двери, ведущей собственно в зал. Сама она уже давно не бывала в библиотеках. Ее способности превращали каждое такое посещение в тяжкое испытание. И хотя Катерина научилась пропускать мимо себя многое, однако все эти впечатления накапливались, и она ощущала их как не стихающее ни на мгновение жужжание. Сами книги здесь удовольствия ей не доставляли. Корешки их часто были ламинированы, а обложки — однотипные и безликие.
Рядом с входной дверью находилась кафедра-стойка, у которой библиотекарша обслуживала последних читателей. Это была женщина примерно пятидесяти лет, с длинными светлыми волосами, в больших круглых очках, слишком выделяющихся на фоне худого, бледного лица. Катерине она показалась знакомой; когда они встретились глазами, библиотекарша улыбнулась и слегка ей кивнула. Миновав кафедру, они прошли к книжным стеллажам.
Справа от стойки был отдел периодики — стеклянный аквариум, вдоль стен которого были выставлены разные газеты и журналы. В центре его помещались столы со стульями, где читатели могли просмотреть свежую газету или полистать подшивку журналов.