Так же радовалась она и впоследствии, когда задумывалась, как им повезло, что Йон заехал за ней именно в то самое время, а не десятью минутами позже.
Они встретились в букинистической лавке, где стекольщик как раз закончил вставлять новые стекла. Озаренный лучами послеобеденного солнца, проникающими сквозь новые витрины, торговый зал выглядел совсем не так, как при успевшем уже надоесть искусственном освещении. В преломленных стеклом лучах света было видно, как к потолку поднимались массивные столбы пыли, а тени букв, образующих название магазина, четко выделялись на фоне обнаженных досок пола.
Миновал полдень. Йон рассказал, что взял пару отгулов, хотя у них это совсем не приветствовалось. Несмотря на то что адвокаты имели право брать свободные дни в качестве компенсации за переработку, владельцам фирмы не нравилось, когда их сотрудники этим правом пользовались. Дополнительные рабочие часы воспринимались не как возможность подкопить лишний денек-другой к отпуску, а в виде некоего дополнительного показателя статуса в адвокатском бюро соответствующего работника, коим он мог, на выбор, либо гордиться, либо просто утешаться.
Всю дорогу до больницы Катерина молча слушала рассказ Йона об адвокатской среде. Пока они не прибыли на место, он не умолкал ни на минуту, однако в тот момент, когда выключил мотор и закончил жаловаться, заметно сник. Сейчас он производил впечатление только что очнувшегося от наваждения человека, которому, прежде чем продолжать говорить, требуется определенное время, чтобы понять, где именно он находится. Несколько минут они сидели, глядя сквозь ветровое стекло на серые больничные корпуса, затем Катерина решительно вышла из машины, и Йон последовал за ней.
— Его перевели в отдельную палату, — сказала сидящая за стойкой у входа медсестра.
— Так что, ему уже лучше? — с тревогой спросила Катерина.
— Да-да, — поспешила успокоить ее медсестра, — гораздо лучше. Мы посчитали, что в его состоянии ему будет удобнее в отдельной палате. У него был шок, но сейчас он постепенно проходит. Особенно после того, как молодой человек принес ему книги.
Она улыбнулась.
— По? — удивилась Катерина.
— Имени его я не спрашивала. Он был здесь вчера — коротко стриженный юноша в этих ужасных мешковатых штанах, которые, очевидно, сейчас в моде.
Катерина кивнула.
— Итак, Свенн Иверсен, палата пять-двенадцать, — сказала медсестра и указала на длинный коридор слева от себя. — Сейчас у него никого нет.
Поблагодарив, Катерина и Йон пошли по коридору в указанном медсестрой направлении.
— Какая забота с его стороны, — с иронией проговорил Йон.
— Да уж, на По это совсем непохоже, — в тон ему заметила Катерина.
У двери с табличкой «5-12» они остановились, и Йон постучал. Не дождавшись ответа, он постучал снова, на этот раз сильнее. Катерине показалось, что из палаты доносится какой-то ритмичный звук, похожий на размеренные удары неким металлическим предметом по железу.
— Иверсен! — громко сказал Йон, решительно толкая дверь. — Это мы, Катерина и…
С порога была прекрасно видна вся маленькая палата, в которой едва хватало места для больничной кровати и пары стульев для посетителей. Занавески были раскрыты, и проникавшие снаружи лучи света падали на простыни ослепительной белизны.
На постели, неестественно выпрямившись, сидел Иверсен. Правой рукой он вцепился в поручень кровати, которая с металлическим лязгом ходила ходуном от сотрясавшей все тело старика сильной дрожи. Вокруг рта его застыла пена, какие-то нечленораздельные, всхлипывающие звуки срывались с губ, в углах которых по мере тяжелых и прерывистых вздохов надувались и лопались большие пузыри. Еще более неприятное впечатление производили неестественно широко раскрытые глаза старика: он, не отрываясь, смотрел остекленевшим, невидящим взором в какую-то одну точку на одеяле прямо перед ним.
— Иверсен! — вскричала Катерина, бросаясь к кровати; Йон поспешил за ней.
Оказавшись рядом со стариком, они увидели, что на коленях у него лежит раскрытая книга. Левой рукой Иверсен держал ее, не выпуская ни на мгновение, несмотря даже на сотрясавшие его тело судороги. Йон хотел было взять томик, но хватка у Иверсена была железной, так что отнять книгу оказалось совсем не просто. Кроме того, тело старика задрожало еще сильнее, и Йон вынужден был отказаться от своего намерения. Решительно вытащив подушку из-под спины Иверсена, Йон положил ее поверх книги, закрывая ее от безумного взгляда старика.
Моментально, как будто по мановению волшебной палочки, судорожная дрожь прекратилась, веки старика медленно прикрылись, а тело обмякло. Дыхание оставалось по-прежнему частым и неровным, однако судорожных всхлипов больше не было слышно.
— Приведи сестру, — сказал Йон, вынимая книгу из ослабевших пальцев Иверсена и возвращая на место подушку.
Катерина выскочила за дверь и побежала по внезапно оказавшемуся очень длинным коридору к посту медсестры.
— Помогите! — изо всех сил крикнула она на бегу. Дыхание у нее сбилось, однако она не остановилась даже тогда, когда показался пост. Вместо этого Катерина снова громко повторила свой призыв о помощи и на бегу замахала рукой, стараясь привлечь внимание медсестры.
— Иверсен… — совсем запыхавшись, с трудом выговорила она. — Он… у него приступ!
Медсестра помчалась в сторону палаты, а Катерина остановилась и, придерживаясь рукой за стену, согнулась, пытаясь восстановить дыхание. В ушах у нее шумело, девушка жадно хватала воздух ртом, пальцы ее часто подрагивали. Медленно выпрямившись, она поочередно взглянула в оба конца коридора. Из дверей выглядывали любопытные пациенты; некоторые из них были в инвалидных креслах, другие — ходячие, в больничных халатах или пижамах. Мимо Катерины с висящим на шее стетоскопом пробежал какой-то врач.
По пути обратно к палате Катерина придерживалась за тянущиеся вдоль стен коридора перила. Едва ли не на каждом шагу она оглядывалась по сторонам, всматриваясь в людей, которые понемногу начали заполнять коридор. На всех лицах явно читались беспокойство и недоумение. Некоторые люди, когда она проходила мимо них, шепотом о чем-то ее спрашивали, однако ни один человек не вел себя подозрительно и не пытался скрыться.
Иверсена уже успели подключить к кардиографу, и резкий звук его сердечного ритма словно ножом рассекал царящую в палате тишину. Врач склонился к старику, а медсестра крутила ручки аппарата. Йон стоял в двух шагах от кровати, с тревогой наблюдая за тем, что происходит. В руках он по-прежнему держал книгу, которую взял с колен Иверсена.
Постепенно сердечный ритм Иверсена начал замедляться, врач выпрямился, и Катерине удалось рассмотреть лежащего на кровати старика. Лицо его было белым, глаза закрыты. Правая рука все еще сжимала поручень, однако хватка понемногу слабела, и в конце концов рука упала на постель.
— Ну вот, все в порядке, — с облегчением сказал врач.
Катерина подошла ближе и остановилась рядом с Йоном, прижав ладони к щекам. Йон обнял ее одной рукой за плечи и слегка к себе прижал. Это было приятно, и девушка с благодарностью прильнула к его плечу.
— Я сделал ему обезболивающий укол, — сообщил врач, взглянул на них и снова повернулся к Иверсену. — Следующие пять часов он проспит, но, похоже, состояние его уже стабилизировалось.
— Что это было? — спросил Йон.
— По всей видимости, приступ страха, — ответил врач; в голосе его чувствовалась уверенность. — Иной раз такое случается с теми, кто пережил травматический шок. Вспоминая, что с ними произошло, они могут спровоцировать у себя подобный приступ. Это очень опасно для человека его возраста. — Врач кивнул им с одобрением: — К счастью, вы вовремя оказались здесь, и мы успели принять необходимые меры. В противном случае все могло окончиться сердечным приступом.
— А не могло это быть спровоцировано чем-то другим?
Врач покачал головой:
— Маловероятно. В физическом отношении от пожара пациент почти не пострадал. Видимых ран нет, как и признаков сотрясения мозга, так что иные причины вполне можно исключить.