Это не профессионально. И противоречит тому, что удалось узнать в течение последних сорока восьми часов. Неизвестно пока в какой области, но американец Борн был профессионалом. В этом сомнений не оставалось.
Голос телефонистки из Нью-Йорка периодически исчезал. Но то, что она сообщила, прозвучало как приговор, не подлежащий обжалованию:
— Нет, сэр, совершенно точно, ни этой, ни подобной компании нет. Я все проверила по последним справочникам, даже частные номера. Компании или фирмы с таким названием не существует. Может, вспомните еще что-нибудь: род деятельности, какое-нибудь имя или фамилию…
— К сожалению, нет. Только это: «Тредстоун-71», Нью-Йорк.
— Странное название, сэр. Если бы она была в телефонных списках, найти ее не составило бы труда. Извините.
— Спасибо. Простите, что побеспокоил, — сказал Дж. Борн, опуская трубку на рычаг. Продолжать бесполезно. Имя фирмы — лишь пароль, называя который звонящий получал доступ к нему. И воспользоваться паролем мог любой, независимо от того, откуда звонил; указанное в названии местоположение, Нью-Йорк, вполне могло не означать ничего. Судя по тому, что сказала телефонистка за пять тысяч миль, так оно и было.
Борн подошел к бюро, где оставил роскошный бумажник от Луи Виттона и хронометр. Бумажник положил в карман, а часы надел на руку. Приблизился к зеркалу, внимательно посмотрел на свое отражение и тихо сказал:
— Ты — Дж. Борн, гражданин США, житель Нью-Йорка, и весьма вероятно, что комбинация цифр 0–7–17–12–0–14–26–0 — самая важная вещь в твоей жизни.
Яркое солнце пронизывало листву деревьев на изысканной Банхофштрассе, отражаясь от витрин магазинов, отбрасывая на тротуар целые кварталы тени там, где путь его лучам преграждали величественные банки. Это была улица, где соседствовали внушительность и богатство, надежность и надменность, решительность и налет легкомысленности, и Борну доводилось ходить по этим тротуарам прежде.
Он забрел на Берклиплац, площадь, выходящую на цюрихское озеро с многочисленными набережными, особенно красивыми летом, когда буйным цветом заходятся разбитые там цветники и газоны. Борн без труда мог представить себе это место; видения вновь возникали в его мозгу. Но не мысли, не воспоминания.
Он вернулся на Банхофштрассе, почему-то абсолютно уверенный, что «Гемайншафтбанк» — соседнее белокаменное здание на противоположной стороне улицы. Он намеренно прошел мимо. Приблизился к тяжелой стеклянной двери и легонько толкнул вперед центральную створку. Дверь с готовностью отворилась, и Борн ступил на пол коричневого мрамора; когда-то он уже бывал здесь, но эта картина не отличалась той же четкостью, что и другие. У него было неуютное ощущение, что «Гемайншафтбанк» нужно избегать.
Однако сейчас это невозможно.
— Bonjour, monsieur. Vous désirez?..[10] — Мужчина, задавший вопрос, был одет в визитку, красная бутоньерка указывала на его должность. Он заговорил по-французски из-за одежды посетителя; в Цюрихе даже самые мелкие служащие, гномы, наблюдательны.
— Мне хотелось бы обсудить личное и весьма конфиденциальное дело, — ответил Борн по-английски, опять слегка удивившись той непринужденности, с какой произнес эти слова. Решение говорить по-английски объяснялось двумя причинами: во-первых, хотелось посмотреть, как поведет себя гном, обнаружив ошибку, а во-вторых, сказанное в ближайший час не должно быть неверно истолковано.
— Извините, сэр! — сказал мужчина, слегка приподняв брови и оглядывая пальто посетителя. — Лифт налево. Третий этаж. Вас встретит секретарь.
Секретарем оказался мужчина средних лет, коротко стриженный, в черепаховых очках. Лицо его казалось застывшим, глаза смотрели жестко и с любопытством.
— У вас дело конфиденциального характера, сэр? — поинтересовался он.
— Да.
— Вашу подпись, пожалуйста. — Он протягивал бланк «Гемайншафтбанка» с двумя пустыми строками посередине страницы.
Клиент понял: имени не требуется. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и, по всей видимости, являются сигнатурой счета. Обычная банковская процедура.
Борн вписал цифры, стараясь не напрягать руку, чтобы почерк казался естественным. Потом вручил заполненный листок секретарю.
Тот изучил его, а затем, поднявшись, указал на ряд стеклянных дверей с матовыми панелями.