Огромный саркофаг стоял в центре округлой комнаты, озаренный светом двух свечек. Крышка его была двинута. Он был пуст.
И тут меня осенило. Не знаю, то ли у меня были хорошие педагоги, то ли снизошло озарение, но я понял, что надо делать. И метнулся ко гробу, залезая в него.
Гроб, могила, саркофаг, усыпальница — суть место перехода из мира мертвых в мир живых и наоборот. И в то же время это — дом для мертвеца. Занимая его «дом» и лишая его возможности вернуться обратно, я лишал его сил. Конечно, это опасно — можно самому попасть туда, откуда не возвращаются. Но если все сделать правильно…
Мягкие тяжелые шаги ожившего мертвеца уже были слышны на лестнице. Я заторопился, потянув на себя тяжелую каменную крышку — и она выскользнула у меня из рук!
Грохот ее падения был слышен, наверное, во всей школе. Крышка раскололась на две половины.
Из оцепенения меня вывел вой хозяина склепа. Он чувствовал, что происходит что-то неладное, и прибавил ходу. У меня оставались считаные секунды.
И я совершил то, на что в другое время не решился бы ни за что. Молнией выскочив из гроба, я бросился к бойнице и распахнул ее.
В лицо мне ударил ледяной ветер, в уши ворвался вой урагана. Пригоршня колючего снега залепила глаза, рот и нос. Снаружи бушевала настоящая снежная буря. Свист, вой, рев почти перекрыли вопль ожившего мертвеца, который наконец добрался до своего гроба и обнаружил, что «двери» в иной мир взломаны и даже «сорваны с петель».
Затаив дыхание, зажмурившись, я прижался к заледеневшим камням, стоя на узком карнизе. Холод пробирал до костей. Страх, что я сейчас замерзну, и страх, что мертвец обнаружит меня, боролись во мне. Там и тут была смерть. И, может быть, замерзнуть насмерть было менее мучительно.
Если бы был белый день, а в башне не бушевал взбешенный мертвец, я бы несомненно сорвался вниз — высоты я боюсь ужасно. Но царила полная тьма, которую нарушали только несколько тусклых огоньков на соседних башнях. Я не мог видеть землю, сколько бы ни смотрел вниз, а долетавшие из бойницы звуки волей-неволей заставляли забыть обо всем на свете.
Я не узнал, когда пропели первые петухи, но оживший мертвец почувствовал, что время сместилось. Последний раз издав жуткий рев, в котором ярость смешалась с ужасом и болью, он рухнул на пол усыпальницы. Некоторое время все еще было слышно, как он бьется, скребя по полу полуистлевшими костяшками пальцев, а потом все стихло. Остался только вой и свист ветра. И стук моих зубов.
К этому времени я замерз окончательно. Где-то в глубине сознания теплилась мысль, что надо пересилить себя и попытаться вернуться в башню, но холод уже сковал мое тело и добирался до сердца. Мне было лень пошевелиться. Я уже начал чувствовать тепло — то самое, последнее тепло, и, возможно, меня бы нашли лишь некоторое время спустя превратившимся в ледяную глыбу, если бы не Нетопырь.
Кожан Малюта Скуратов уже некоторое время порхал перед моим лицом, борясь с порывами ветра, но я, оцепеневший, сквозь заледеневшие ресницы не мог ничего видеть. Я вообще ни на что не реагировал и просто удивляюсь, как это привидение смогло до меня достучаться. Наконец с большим трудом я сообразил, что происходит.
— Ты! Придурок! К нам захотел? — донесся до меня его возмущенный крик. — У нас и так перенаселение! От этих покойников житья нету! А тут еще и ты! Давай отсюда! Живо!
Мои губы еле шевелились.
— Т-т… т-там п-п…
— Да не туда! А сюда! — завыл он, метнувшись вбок. — Давай! Шевели конечностями!
Мне ужасно не хотелось никуда двигаться. Стоять прижавшись к стене, было так удобно! Если я сделаю шаг, нога сорвется с обледеневшего карниза и…
Первый шаг дался с трудом, но я не упал. Второй был также тяжел, третий, четвертый… Только после седьмого или восьмого я пришел в себя настолько, что смог ужасаться — я иду над пропастью, над высотой! — и понимать, куда толкает меня Нетопырь. Дальше по стене была еще одна бойница, открывавшаяся в другую комнату. Маленькое привидение было право — возвращаться в башню через оскверненную усыпальницу слишком опасно. Ворота в мир мертвых распахнуты настежь. Я запросто могу сделать неверный шаг.
Окно находилось в неглубокой нише — как раз такой, чтобы в ней уместился человек моего сложения. Она была забрана стеклянным витражом. Нетопырь рыбкой нырнул внутрь, пройдя сквозь стекло. Я собрался с силами и ударил.
Послышался звон стекла. Витраж треснул, и я мешком свалился на каменный пол в груду осколков.
От холода я ничего не чувствовал и некоторое время беспомощно возился на полу, а Нетопырь скакал вокруг меня, вереща во всю глотку. Он выглядел настолько довольным собой, что я поднялся больше назло ему.
Мне повезло. Это не было еще одной усыпальницей. Судя по убранству комнаты, когда-то она была приготовлена под склеп. Видимо, забронировавший для себя местечко покойник еще где-то бегал — или нашел последнее пристанище в более уютном месте. Даже дверь была просто прикрыта.
Держась за стену, все еще стуча зубами от холода и пережитого страха, я медленно спускался из башни. И лишь на своем родном четвертом этаже почувствовал боль в руках — обе мои кисти и запястья были изрезаны в кровь осколками витража.
Ураган бушевал всю ночь, а наутро выяснилось, что он не прошел для школы без последствий. Во-первых, весь двор и статуи Семерых Великих Магов были завалены снегом. Огромные сугробы выросли на спортплощадке и у ворот, перекрыли подходы к теплице и подсобным помещениям, засыпали запасные входы-выходы и более того — даже парадную дверь, поэтому добровольцы, чтобы расчистить крыльцо, прыгали в сугробы из окон. Также ветром сорвало часть кровли с некоторых башен, выбило витражи и погнуло флюгеры. А во-вторых, серьезно пострадала окружающая местность — от школьного парка, где поломало часть деревьев, до крепостной стены. Я уж молчу про дорогу — по ней вообще несколько дней нельзя было проехать, пока из Уппсалы не добрались снежные бригады йотунов.