Дэвид отшатнулся.
- Смерти?! О чем вы? Вы сошли с ума?
- Нет, сэр, все еще нет, хотя один Бог знает, как я близок к этому и по какой причине! Один Бог знает, сколько дней и ночей терпел я ради нее эту адскую муку! Как ежечасно следил и силился предотвратить ужасную развязку, отвести удар судьбы, который должен неотвратимо, безвозвратно уничтожить ее... Навсегда уничтожить ее тело, ее имя, а потом и память о ней!.. Сэр, у вас есть оружие? - вдруг спросил он деловито и выхватил из-за пазухи пистолет. - Вот, возьмите - мне он, слава Богу, не понадобится. Раз вы тот, кого она любит, то освободить ее должна ваша рука... Держите! - И Молверер вложил пистолет в ладонь Дэвида.
- Черт возьми, Молверер! - закричал Дэвид, переводя недоуменный взгляд с оружия на иссиня-бледное лицо секретаря. - Ради всего святого, о чем вы говорите?
Молверер быстро огляделся и наклонился к самому уху Дэвида.
- Я уже несколько дней брожу тут повсюду, наблюдаю, прислушиваюсь - в общем, шпионю, как вы, вероятно, поняли, - тихо забормотал он. Согласитесь: будет лучше, если она... та, которую мы оба любим - Антиклея, которая любит вас... согласитесь, будет лучше, если она умрет от руки любимого, а не от руки палача!
Последнее слово Молверер прошептал еле слышно, но Дэвид отпрянул, словно ему крикнули в ухо, и тяжело осел на ступеньки мостика. А Молверер, не сводя с него глаз, продолжал тем же страстным хриплым шепотом:
- Ибо на этом свете нет ей спасения... да поможет ей Бог!.. А у вас нет другого пути! Шриг знает все, и сегодня ночью...
- Но она... она невиновна! - запинаясь, пробормотал Дэвид. - Я знаю... я чувствую это...
- Если бы! - простонал Молверер. - Я с радостью отдал бы жизнь - с радостью! - лишь бы это было так... Она должна умереть быстро, безболезненно, от руки того, кого любит! Подумайте, помогите ей, пока не поздно! Представьте: виселица... и ее белая шейка! Грязный эшафот... а на нем ее нежное тело! Боже, одна мысль об этом способна довести до безумия.
- Она невиновна, невиновна! - бормотал Дэвид.
- Нет!!! - рявкнул Молверер. - Нет!.. Нет, парень, я же знаю! Вы ведь сами были там в ту ночь - я узнал вас, когда вы сбили меня с ног! Помните, вы как-то раз спросили, почему я не выдал вас во время дознания? Теперь догадываетесь? Я боялся, что вы видели то, что видел я! Почему я стал рабом этой скотины Яксли, кормил его и прятал? Потому что, черт бы его побрал, он тоже видел то, что видел я! Я стал его слугой ради Антиклеи.
- Но что, что вы видели?
- Я видел, как сэр Невил схватил ее и пытался обнять, а она вырывалась... Волосы разметаны, лицо искажено...
- И вы не вмешались?
- Нет, прости Господи. Я подумал, что это ей только повредит в следующий раз. И потом, я знал, что она сильнее. Поэтому я спрятался и стал ждать. Вскоре шум борьбы прекратился, мисс Антиклея заплакала, а потом я услышал голос сэра Невила. Только говорил он очень тихо... Затем она выбежала от него и убежала вверх по лестнице... Но я все стоял на месте боялся от волнения опрокинуть что-нибудь в темноте, а потом... потом она прокралась обратно... Я слышал ее шаги и шелест платья. Сэр Невил снова заговорил, желчно так, злобно... а спустя некоторое время засмеялся. И вдруг этот ужасный смех оборвался! Когда наконец я осмелился войти в кабинет, сэр Невил был мертв... с ее кинжалом в горле!
- Стало быть, вы не видели, как она нанесла удар?
- Я - нет, но видел Яксли! А его сегодня ночью схватят, и он заговорит... Хотя, боюсь, Шриг и так все знает. И ее тоже схватят и увезут навстречу ужасу и позору, разве только вы - тот, кого она любит, - спасете ее единственным возможным способом... и последуете за нею в неизвестность... как с радостью последовал бы я, для которого смерть с нею лучше, чем жизнь без нее. Сэр, она подарила вам любовь, в которой отказала мне, - будьте же достойны этого счастья, спасите ее, защитите, избавьте ее тело от грязного надругательства, от слепой и безжалостной мести закона!.. Сэр, я расстался с Лоринг-Чейзом, мы с вами больше не встретимся, но, ради ее любви к вам, заклинаю: выполните свой долг, избавьте ее от позора, бесчестья и кошмара того, что должно произойти... и произойдет, если вы дрогнете! Помогите ей избежать нашего неразборчивого, равнодушного человеческого правосудия и умрите подле нее, как намеревался сделать это я, который... который тоже любил и, потеряв ее, потерял все!
И Юстас Молверер, последний раз сверкнув безумными глазами, повернулся и с жестом отчаяния растворился в темноте. Дэвид, не в силах пошевелиться от ужаса, даже не пытался остановить его.
Вскоре из шелестящей тьмы дохнуло ветерком. Сначала Дэвид почувствовал его разгоряченными щеками, потом ему взъерошило волосы на пульсирующих висках. Несколько раз ветерок принимался дуть посильнее и тут же испуганно замирал, воровато ощупывал кусты, потом наконец окреп, задул ровно и сильно и продолжал крепчать с каждой минутой. Неясный шепот сменился смутным бормотанием, тяжкими вздохами, и вдруг налетел шквал, и все вокруг завыло, заскрипело и застонало.
Внезапный рев вывел Дэвида из столбняка, он огляделся по сторонам, хмуро посмотрел на неистово раскачивающиеся деревья и гнущиеся кусты, на фиолетовое небо, по которому ползла огромная черная туча. У него на глазах тучу расколола надвое зигзагообразная вспышка молнии. Раздался настолько оглушительный удар грома, что даже шквал, казалось, почтительно замер, ибо сразу вслед за раскатом наступила полная тишина. Первые несколько крупных капель в безмолвии упали на запрокинутое лицо Дэвида, и вновь на него набросился яростный ветер, снова завыл в кронах деревьев, срывая листья, ломая ветви и наполняя тьму стонами и треском.
А Дэвид стоял в самой сердцевине воющего мрака и думал только об Антиклее, о невыразимом кошмаре, который грозил ей. Он должен разделить, он разделит с нею этот кошмар! Дэвид пригнул голову, застегнул куртку и бросился навстречу секущему дождю.
Мокрый до нитки, ослепляемый голубыми вспышками молний и оглушаемый громовыми раскатами, еле удерживаясь на ногах под напором ветра и дождя, пробивал он себе дорогу - шлепал по пузырящимся лужам, скользил на размокшей глине, спотыкался о сломанные сучья. Он развил максимальную скорость, на какую был способен. Но буря с каждым его шагом ярилась все сильнее, заглушая ливень и ветер, почти непрерывно грохотал гром; казалось, сотрясался небесный свод, а яркие вспышки молний выхватывали из ночи мгновенные картины жестокого разорения, которые тут же заливало дегтем непроглядного мрака. Дэвид уже не порывался бежать, он едва переставлял непослушные ноги, цеплялся за что попало руками и больше не пытался разглядеть дорогу. Так он пробирался, потеряв представление о том, где находится, пока наконец молния не высветила знакомую высокую стену с маленькой калиткой, за которой, как он помнил, находился Лорингский парк. Дэвид двинулся вперед с вытянутыми руками и уже смутно различал калитку, когда из тени стены вынырнул неясный силуэт, и хриплый голос приказал ему:
- Стой!
Но кто из смертных совладает в подобную минуту с любящим безумцем! Дэвид не колеблясь прыгнул вперед и вцепился в неизвестного. Тот оказался силен, но силен был и Дэвид, а отчаянье придало ему решимости. Не обращая внимания на боль в вывернутой руке, он припечатал противника к стене, почувствовал его ослабевшую хватку, рванулся и, ввалившись в калитку, сломя голову помчался вперед.
Он пронесся по неровному дерну под могучими деревьями и попал в еще более густой мрак под стонущими тисами, непосредственно окаймлявшими стены особняка. Дэвид на ощупь пробрался вдоль стены к мокрому каменному крыльцу и остановился, чтобы перевести дух, всматриваясь в огромный темный дом и прислушиваясь к гудению ветра.
Лишь только Дэвид достиг цели, буря как будто начала отступать, гроза откатилась куда-то в сторону, ливень утих, и сквозь разрыв в тучах проглянул бледный диск луны.