- Призрак. Томас Яксли, разумеется. Теперь он лежит там, ждет моих ребят...
- Где лежит, Джаспер?
- В подземном ходе, что ведет отсюда к его дому. Я взломал ту дверь, дружище! Скоро его заберут, погрузят на телегу... В кого он стрелял?
- Не знаю... Миссис Белинда находилась ближе...
- Миссис Белинда? Хм, где же она?
- Здесь.
- Здесь? - переспросил Шриг, вытирая кровь с лица рукавом сюртука. Оглянитесь, дружище.
Дэвид обернулся, увидел пустое кресло, распахнутое окно... Не считая их со Шригом, в комнате никого не было.
- Исчезла!
- Точно, - кивнул Шриг, внимательно осматривая пространство между креслом и окном. - Как вы полагаете, куда?
- Бог знает, Джаспер.
- Я тоже. Она ушла... Секундочку! Мы, наверное, весь дом перебудили, впрочем, это и неудивительно. Но здесь сейчас не место дамам. Помогите запереть двери - закроемся ото всех!
Тем временем снаружи захлопали двери, зазвучали испуганные голоса, поднялась беготня, и вскоре кто-то замолотил в дверь. Раздался встревоженный, но все равно властный голос герцогини:
- Кто в кабинете? Что случилось?
- Всего лишь я, мэм, Джаспер Шриг. Все уже совершенно compus mentus, или, выражаясь иначе, тишь да гладь, мэм.
- Кто стрелял?
- Только я и призрак, мэм. Но сейчас все тихо и прекрасно, и впредь станет еще тише. Так что возвращайтесь в постель, ваша светлость, мэм, и не беспокойтесь, сударыня.
- Вы поймали убийцу?
- Да, благодарю вас, мэм, - ответил Шриг и тихо добавил, обращаясь к Дэвиду: - А теперь - за миссис Белиндой, дружище, и поживей!
- Но где она?
- Судя по всему, на пути в церковь.
- Но как? Как вы догадались?
- Господи, да разуйте же глаза, друг мой! Посмотрите сюда! И сюда! А теперь на окно!
- Кровь! - ужаснулся Дэвид.
- Вне всяких сомнений. Ей досталось то, что предназначалось вам.
- Боже мой! Теперь я вспомнил, Джаспер! Она бросилась на меня!.. Она спасла мне жизнь...
- Весьма похоже на то, дружище. В лунном свете вы были отличной мишенью. Так вы идете?
Они вылезли через окно. В ясном свете высокой луны на полу широкой террасы тут и там темнели пятна, ведущие в одном направлении. Дэвиду вдруг стало зябко в мокрой одежде, он задрожал.
- Церковь наверняка запирают на ночь, - сказал он.
- Бьюсь об заклад, она сумеет войти.
Показались темные контуры здания. Массивная дверь оказалась приоткрытой. На пороге Шриг задержался, поднял руку. Под сводами церкви звучало пение - удивительно нежное и чистое, но чем дальше, тем чаще прерываемое мучительными приступами кашля. Шриг неподвижно стоял в темноте портика, пока пение не умолкло совсем.
- Дружище, - прошептал сыщик, - я никогда не слышал ничего подобного!
Тогда Дэвид положил руку на плечо своему спутнику и нагнулся к его уху.
- Джаспер, - сказал он, - вы не арестуете ее. Вы не посмеете.
- Боюсь, вы правы, друг мой, закону до нее не дотянуться... А наше мокрое дело я припишу Томасу Яксли. Если это и не вполне близко к истине, то достаточно справедливо и никому не причинит вреда. Власти будут удовлетворены.
С этими словами он взялся за дверную ручку и вошел в церковь.
Белинда стояла на коленях перед надгробием Лорингов, склонив голову на старинный камень, так часто орошаемый в последнее время ее слезами. Сейчас на нем темнела другая влага, а с бескровных губ миссис Лоринг срывался шепот:
- Милосердный Боже... Ты всевидящ, и Ты всезнающ... о, великий, добрый Боже... Благодарю Тебя!.. Сейчас, Невил, сейчас, мой милый... я уже иду... Кончились мои горести и беды... кончилось твое одиночество... Протяни руки, возьми меня, мой любимый!.. О, Невил...
Мистер Шриг поспешно подхватил ее на руки и заботливо опустил на плиту.
Белинда лежала с улыбкой на устах; просветленное лицо обрамляли седые волосы, рассыпавшиеся поверх недавно выбитой надписи:
СВЯЩЕННОЙ ПАМЯТИ...
- Выходит, не только маленькие дети бывают ангелами, - пробормотал Шриг. - Кажется, я слышу взмахи ее крыльев!
Глава XLVIII,
которая разрешает все сомнения
Стояло великолепное раннее утро. Деревья в горизонтальных солнечных лучах - день ведь только-только занимался - отбрасывали длинные тени на росистую траву; в воздухе витали ароматы плодородной земли - не медовое благоухание луговых цветов, но теплый, насыщенный запах созревающих хлебов и яблок. Ибо миновали уже июль с августом, и мы перенеслись в сентябрь.
Дэвид стоял у открытого окна, наслаждаясь неброским сельским пейзажем, расцвеченным чистыми пастельными тонами спелой пшеницы, клонящейся под тяжестью колосьев, и багрянца лесов на фоне прозрачно-голубого неба. Листва пламенела всеми оттенками красновато-коричневого, алого, розового и золотого. За ближайшим лесом темнела крыша Лоринг-Чейза - родового гнезда, в котором последние восемь недель трудилась не покладая рук целая армия рабочих.
Наконец Дэвид с сожалением отвернулся от окна, подошел к явно слишком маленькому зеркалу и попытался по мере возможности обозреть свой наряд атласный галстук и белоснежный воротничок, превосходно сшитый синий сюртук со стоячим воротом и цветастый жилет. Поскольку зеркало больше ничего не отражало, Дэвид посмотрел вниз, на белые лосины и сияющие, украшенные кисточками ботфорты, которые уже сами по себе были nec plus ultra[18].
[18] Дальше некуда, верхний предел (лат.).
И однако, несмотря на все это великолепие, чело Дэвида прорезали две-три морщинки сомнения, а во взгляде читалось легкое беспокойство, ведь для него этот день был единственным в своем роде.
Он надел сделанную по последней моде шляпу и бросил на себя последний оценивающий взгляд.
Внизу его поджидали плотный завтрак и поднявшийся ни свет ни заря хозяин гостиницы. Круглоголовый пожилой человек готов был в лепешку расшибиться, только бы угодить Дэвиду, однако делал это не теряя достоинства, ибо рвением сим новоявленный владелец Лоринг-Чейза был обязан отнюдь не своему столь элегантному платью.
- Чего изволите, сэр Дэвид? - осведомился Том. - Есть первоклассная ветчина и, значит, еще говядина, сэр... Осмелюсь посоветовать вам отведать и того, и другого, сэр.
- Превосходно, - ответил Дэвид, устраиваясь за столом. - Не скажете, который час?
- Четверть шестого, сэр. Еще целых девять часов с гаком, раз эта, как ее... церемония назначена на два пополудни.
- Так вы все знаете, Том Ларкин?
- А то как же - вся деревня знает, ага, и желает вам счастья.
- Спасибо, Том, я верю, что это от чистого сердца.
- Еще бы, сэр, не сомневайтесь! Какая жалость, что вы устраиваете ее не в Лоринге.
- На то были причины, Том.
В открытое окно вместе с ароматом садовых цветов донеслись скрип тяжелых колес, мерный стук копыт и веселый, но не допускающий возражений окрик:
- Стой, Полли Фем, суши весла!
Кто-то быстро прошел по двору, и в открытое окно просунулась ухмыляющаяся физиономия Джима Крука.
- Доброе утро, сэр Дэвид! А я чапаю мимо, дай, думаю, отклонюсь от курса на парочку галсов, чтобы пожелать вам, сэр, здоровья, счастья, долголетия и вообще попутного ветра!
- Спасибо, конечно, на добром слове, Джим, - ответил Дэвид, делая суровое лицо, - только что это такое - через окно! Войди-ка внутрь и, как положено, повтори все это за кружкой эля! Том, кружку... всем по кружке "старого"! Давай сюда, Джим!
Возница вошел и замялся со шляпой в руке. Дэвид подмигнул ему и подтолкнул к столу. Хозяин принес эль, и тост был произнесен надлежащим образом.
- Экая жалость, сэр, что мастера Шрига здесь нет, - вздохнул хозяин. Бывало, как смачиваю глотку пинтой-другой "старого" - а это, почитай, каждый день, - все поминаю его разными словами... Это ж хитрец, каких поискать, а глаза - ну что твои буравчики!
- Ага, это уж точно, - подтвердил его точку зрения Джим. - Вот уж кто днем и ночью смотрит в оба. А как лихо взял на абордаж Тома Яксли!..