БУАЛО-НАРСЕЖАК.
ТАЙНА ЛОШАДИ-ПРИЗРАКА
ПУТЕШЕСТВИЕ
— Франсуа, обрати внимание, как устроен этот чемодан. Книги не надо укладывать на рубашки, их можно положить вот сюда. Дай-ка мне носки… Куда ты их засунул?.. Франсуа, ты меня слышишь?
— Да, мама.
— Где твои носки?
— Какие носки?
— Послушай, Франсуа, если ты будешь продолжать в том же духе, придется тебе самому укладывать вещи. Бедные Жауаны! Мне их заранее жалко. Они с тобой еще намучаются!
— Но, мама, я буду им помогать.
— Представляю себе… Не забудь шарф.
— Но, мама…
— Франсуа, возьми шарф. В апреле на побережье прохладно… Так, вроде все уложено. Я знаю Маргариту, она захочет сама разобрать твои вещи, и я не желаю, чтобы мне было за тебя стыдно.
Франсуа вздыхал, слушая мать. Разве он виноват, что не умеет держать вещи в порядке? Просто они его недолюбливают и вечно исчезают оттуда, куда он их положил. Начинается это обычно утром, как только он встает. «Мама, ты не видела мою зубную щетку?» Искать бесполезно, хотя он уверен, что повесил ее вчера вечером рядом со всеми остальными. А его левый ботинок? Куда он мог его задевать? Скорее всего, этот чертов ботинок прячется специально…
— Франсуа, поспеши, — говорит мама, — ты опаздываешь.
— Уже иду.
На одной ножке Франсуа скачет в гостиную. А поскольку времени в обрез, в поиск ботинка включается вся семья. Мсье Робьон сердится, и у Франсуа тут же портится настроение.
В лицее обычно происходит то же самое.
— Робьон, где ваше домашнее задание?
— Только что было, господин учитель…
Тетрадь исчезла. Как морские животные мимикрируют под цвет песка или скалы, так и нужная тетрадь вдруг превращается в тетрадь по математике или французскому, которая как раз совершенно не нужна. Как-то раз учитель Франсуа произнес длинную речь о том, что такое порядок, закончив ее словами: «Порядок — это ваш главный козырь в жизни!» И Франсуа тотчас же получил прозвище «Без Козыря». Кличка ему понравилась. Прежде всего, она означала, что с него взятки гладки. Ну не умеешь ты поддерживать порядок, и все тут. Ничего не поделаешь, не стоит и стараться.
У этого прозвища есть и другой смысл. Карточный игрок, имея на руках туз и другие козырные карты, уверен в выигрыше. Но вдруг кто-то объявляет: «Без козыря!» — и он пропал! Франсуа был очень сообразителен и опережал большинство своих одноклассников. В пятнадцать лет он без труда усвоил программу выпускного класса. Поэтому товарищи, называя его Без Козыря, как бы свидетельствовали свое уважение. Вот только дома его все еще считали ребенком и даже иногда называли малышом!
— Франсуа, наклей на чемодан этикетку.
— Мама, но я же повезу его с собой!
— Вот именно.
Спорить бесполезно! Они его не понимают. Впрочем, настроение у него было отличное — ведь впереди каникулы. Так что Без Козыря, махнув рукой, наклеил целых две этикетки: «Франсуа Робьон. Поместье Кермол. Портсал. Финистер».
Надо бы еще добавить: «У господина Жауана». Хотя нет, Жауаны ведь только смотрители. Кто не знает, что поместье Кермол принадлежит знаменитому мэтру Робьону, адвокату суда присяжных!
Да, но долго ли оно еще будет ему принадлежать? Бедный старый Кермол! Его остроконечные башни, черепичные крыши, сторожевые вышки — все это так чудесно выглядит на фоне заходящего солнца, в ранних сумерках, когда волны прилива подкатываются к самому основанию стен. В огромных залах замка и на его дорожках можно было бы снимать исторические фильмы.
Когда мэтр Робьон объявил о своем решении продать замок, Франсуа даже подскочил.
— Папа, ты что!…
К несчастью, цифры были убедительнее, чем голос сердца. Содержание замка стоило огромных денег. Северная башня оказалась на грани разрушения. А зачем восстанавливать стены, если нет средств достойно меблировать комнаты, разграбленные во время войны? Стоило ли во что бы то ни стало сохранять за собой этот разрушающийся на глазах замок только ради того, чтобы приезжать туда на несколько дней в году? Конечно, нет. Кермол могла бы купить за хорошую цену какая-нибудь фирма и устроить там, например, дом отдыха.
Конечно, это было нелегкое решение. «Франсуа, ты что, плачешь?» Франсуа сдержал слезы, но две недели ходил как потерянный.
Он написал длинное письмо своему другу Жан-Марку, племяннику Жауанов, которого они усыновили. Франсуа писал: «Устрой так, чтобы твои родители не уговаривали покупателей купить поместье. Это нетрудно сделать. Можно, например, показывать им самые разрушенные места замка и твердить при этом, как трудно сейчас найти рабочие руки. В общем, ты сам придумаешь, как надо действовать. Куда вы денетесь, если замок будет продан?» И так шесть страниц советов, а потом Франсуа порвал письмо. «Положимся на Господа», как говаривал дядюшка Жауан. Франсуа поклялся, что, когда вырастет, выкупит замок своего детства.
А пока надо радоваться предстоящему путешествию! Поездка на поезде, с обедом в вагоне-ресторане, — это его первое настоящее путешествие! Обычно он ездил с родителями на машине, и это было довольно скучно. А здесь-длинный блестящий поезд, мягкое покачивание вагонов, метрдотель, который наклоняется к тебе и спрашивает: «Не желаете ли кофе?» Ах, это действительно чудесно! А если Франсуа вдруг что-то забудет, например свои ужасные таблетки, которые надо глотать за полчаса до еды, никто не сделает ему замечание. Официант догонит его, незаметно вложит в руку тюбик с лекарством, да еще и извинится. Вот это жизнь! Только бы мама не прослезилась, выйдя из вагона, или не заставила бы повторить длинный перечень того, что он должен сделать! Можно подумать, он отправляется на Луну… Ну сколько можно повторять одно и то же? «Не забывай писать, мы будем волноваться!»
— Мама, от Парижа до Бреста всего пятьсот девяносто километров. Точнее, пятьсот девяносто один.
— И все-таки я буду беспокоиться.
Вот папа — совсем другое дело. Крепкое мужское рукопожатие, билет на стол, пара купюр рядом. Денег могло бы быть и побольше; отец все-таки не совсем еще ему доверяет.
— Развлекайся. Как только я освобожусь, мы приедем. Скорее всего, к концу недели.
И адвокат уехал во Дворец правосудия. Там он много говорит, а вот дома его почти не слышно. Вообще-то он мировой парень. Даже в газетах иногда появляются его фотографии!
— Мама, тебе не кажется, что уже пора на вокзал? Но она, обычно такая решительная, почему-то тянет время.
— Если будут пробки, мама, мы опоздаем.
Прекрасный аргумент. Последние сомнения отброшены, и вот они уже в пути. Но настоящее путешествие начнется только на вокзале — огромном вокзале Монпарнас, над которым возвышаются величественные здания. Франсуа выглядывает из окна, чтобы получше их разглядеть, пока их «ситроен» осторожно пробирается вперед в потоке машин. Какие же высокие эти дома! У Франсуа даже дух перехватывает. Ах, если бы он умел водить машину, они давно бы уже были на месте!
— Мама, знаешь что? Высади меня здесь. Во-первых, ты не найдешь места на стоянке, а во-вторых, раз я еду один, мне уже надо привыкать к самостоятельности.
Мадам Робьон пожимает плечами. К счастью, В этот момент большой «бьюик» освобождает место, и мама аккуратно ставит свой «ситроен». Она пытается завладеть чемоданом, но Франсуа отнимает его и несет сам. Ведь он поедет в поезде один! Мальчик идет быстрым шагом, радостно вдыхая воздух, который тоже пахнет как-то по-другому. Время от времени из репродуктора раздается звуковой сигнал, нежный голосок объявляет: «Поезд до Нанта…» или «Поезд до Кимпера…» — и сразу чувствуется, что Бретань где-то там, в конце этих рельсов, в глубине дождливого неба. «Я еду в Кермол, — думает Франсуа, — я уже еду».
Но в последний момент нервы у него не выдерживают. Он волнуется. Возможно, это просто вокзальная суета… Мама, всегда такая ласковая, теперь вынуждена сама подтолкнуть его к вагону.
— Иди, малыш, не дури. Я ухожу. Она отходит на несколько шагов.