Сусанна выключила телефон и вставила обратно в держатель. Реза стрельнул на неё глазами и вновь уставился на дорогу.
— И почему, скажи, ты не пишешь дальше?
Сусанна пожала плечами. Она же ответила ему — ступор, творческий кризис. Ну не знает она, как описать их встречу, не знает… И как не скатиться в бульварщину… Они были другими. Они были выше низменных инстинктов. Они умели противостоять своим желаниям и следовали воле Богов…
— Я, вот честно, не понимаю, как можно начинать писать роман, не зная, чем закончится история.
Зачем ему отвечать и главное — что? Да, она начала писать, потому что вдруг из неё полились слова. Страница рождалась за страницей как бы из ниоткуда! А потом фонтан выключили. Будто её саму поставили перед царевичем и требуют сказать что-то, но что?
— Так ты мне ответишь, как так можно?
— Ну, не знаю… Все так пишут…
Сейчас он скажет, что это детский сад! Ну и пусть говорит, какая разница!
— Почему Египет? Почему ты засунула себя в Древний Египет?
Опять? Почему он упрямо считает, что она и есть главная героиня?! Ну, Суслик… А разве это не так?
— Так получилось.
Действительно просто так получилось. В пятом классе, когда они проходили историю Древнего Мира, на школьной экскурсии в Эрмитаже, пока все разглядывали мумию жреца, она не могла отвести глаз от ожерелья с подвеской в виде лотоса. Она тогда не знала, что это именно лотос, но ожерелье запало в душу, и год назад, когда устав от толпы на выставке императорского костюма, она спустилась в залы древнего мира, то вспомнила про ожерелье и не нашла его. Вечером она поймала себя на том, что чирикает на бумаге лотос, а потом шею, волосы, лицо… Да, да, тогда она и поняла, что ожерелье было в виде лотоса, и начала искать подобное в интернете. Картинки египетских росписей и музейных коллекций мелькали перед глазами, погружая её в забытый со школы мир, и он не отпустил её. Она взяла в школьной библиотеке учебник, а вечером по белой странице вордовского документа уже разлилась великая река Нил, и по ней поплыла тростниковая корзинка…
— Греческие статуи и их римские копии хотя бы красивы, они поют гимн красоте, — всё не унимался Реза. — А тут саркофаги, мумии, огромные непропорциональные статуи и детские рисунки на тряпочках… Что здесь может нравится.
Это не звучало вопросом. Это были вечные мысли вслух… Или стоит сказать ему про ожерелье, и тогда он, быть может, успокоится. И она сказала.
— Я предложу тебе на выбор пару ожерелий, если это поможет дописать роман.
Он издевается. Это точно! Надо прекратить реагировать на его слова. Вообще.
— А, знаешь, я, кажется, придумал продолжение твоей истории.
Отлично, спектакль одного актёра продолжается. Ну пусть пишет продолжение. Кто ему мешает?
— Какая у тебя последняя фраза была?
А чтоб она ещё помнила. Уф…
— Ну… Царевич Райя поднялся из кресла…
— Вот тут у тебя ошибка и закралась, — перебил Реза, к счастью, продолжая следить за дорогой, а не за выражением её лица. Впрочем за очками и под кепкой ничего не было видно. — Из кресла поднялся фараон.
— Нет, Райя… Фараон с чати вершит суд. Он не может быть у пруда да ещё без свиты.
— Может. У него похмелье, или ты забыла? — И вот тут Реза глянул на неё, и головная боль, о которой Сусанна успела забыть, вернулась с прежней силой. — Разве в таком состоянии он способен решать, кто прав, кто виноват? Он оставил чати вершить суд, а сам укрылся от посторонних глаз у пруда, где задремал, обняв кошку, пока его не разбудили две наглые девицы…
— Мне не нужен там фараон! — Надо остановить мистера Атертона, пока он не написал за неё совершенно другой роман. — Мне действительно нужен там царевич Райя! Фараон у меня проходит фоном.
— Ну хорошо… — А что это мистер Атертон так легко сдался? Не похоже на него. — Напишем так: Нен-Нуфер увидела царевича Райю и замерла, а Асенат с радостным криком кинулась на шею фараону…
Ну вот, он уже двоих туда засунул, каждой твари по паре. А что, не своё, не жалко!
— Потому что, — продолжал Реза медленно, — царевич Райя и фараон Тети одно и то же лицо. Неожиданный поворот, да? Читатель не ждёт, и тут бац…
— Не надо, пожалуйста, переделывать мой сюжет.
— А у тебя нет никакого сюжета, ты же сама в этом призналась. Или соврала, а? Ты в мечтах уже давно свела царевича с Нен-Нуфер, но не пишешь, потому что не знаешь, как написать постельную сцену. Ведь именно поэтому ты взяла ключ…
— Нет!
Он не выносим! Он всё сведёт к одному — чтобы она сказала ему, что он ей безумно нравится. Нет, она не скажет этого. Не дождётесь, мистер Атертон! Она взяла ключ, потому что… Потому что… Потому что…
— Не нет, а да! Иначе как ты объяснишь своё желание переспать со мной?
Ага, желание! Самовлюблённый идиот! Впрочем — да, всё для романа, всё на алтарь искусства. Вот сейчас это и скажу, только слова верные подберу. Так что не думайте, что вы мне нравитесь, мистер Атертон. Вы просто под руку попались. Вы просто первый, кто предложил мне это!
— Вот сиди и думай, как Нен-Нуфер поступит в новой ситуации.
Хорошо, она будет думать. Только в ответе не будет фигурировать никакой постельной сцены. Даже не надейтесь!
— Реза…
— Уже придумала? — перебил он с привычным сарказмом.
— Нет. Допустим, я принимаю твой вариант развития событий, но ты же сам сказал, что я не могу говорить за фараона. Потому скажи, что бы сделал фараон, будь всё это правдой, — и когда Реза не ответил, поспешно добавила: —Ну, что бы сделал ты на его месте?
Реза дотронулся до проколотой мочки и улыбнулся совсем по-кошачьи.
— Скажу, но только после того, как Нен-Нуфер озвучит свою первую фразу. Первый шаг всегда делает женщина. Или ты забыла?
Сусанна проглотила обиду. Да никто и не ждал ответа. Ему ж не помочь хочется, а в очередной раз высмеять её детский лепет! Оставайтесь сами со своим вариантом, а она в безопасном Питере придумает, что сделает царевич Райя, увидев свой лотос во дворце и без жреческого сана.
Глава 24
Сусанна не могла поверить, что мать Резы приготовила для неё обыкновенный куриный бульон. Правда добавила какую-то восточную специю, но та не сильно изменила привычный вкус и, закрыв глаза, Сусанна на миг почувствовала себя дома. Лишь на миг, потому что тут же на её плечо легла рука хозяйки. Та, видно, испугалась, что гостья решила потерять сознание, но Сусанна наоборот уже начала возвращаться в нормальное состояние.
Реза, схватив сэндвич с курицей, удрал из кухни — то ли по делам, то ли чтобы не портить ей аппетит, то ли просто прятался от материнских глаз. И Сусанна боялась смотреть в глаза мадам Газии. Хотелось вскочить и закричать на весь дом, что она не спала с Резой. Фраза жгла язык! Но Сусанна продолжала обжигаться бульоном.
Аббас вообще к ней не вышел, хотя она прекрасно слышала, как он в соседнем зале на повышенных тонах разговаривает с братом по-арабски. Вернее то был монолог, потому что Реза так ничего и не ответил. Зато хозяйка только больше засуетилась вокруг гостьи, предлагая то сэндвич, то кусочки куриной грудки, то ароматное крошево непонятно из чего, но Сусанна мотала головой, не в силах произнести даже элементарное «thank you» без опасения разреветься.
Хотя она действительно наелась — бульон был настолько плотным, что приобрёл зеленоватый оттенок. Она, наверное, и от ужина откажется… Правда, когда мадам Газия, отчаявшись накормить гостью, поставила перед ней блюдо с печеньем, Сусанна не удержалась и схватила одно. Круглое с абрикосовым джемом в середине — на вкус как курабье, только неровное, потому что домашнее.
— Did you finish eating?