— Раз фотографировать запрещено, я хотела зарисовать кое-что для… — Сусанна набрала в лёгкие побольше воздуха, но не для храбрости, чтобы произнести слово «роман», и не для пафоса, а потому что вдруг увидела в конце зала Резу, — романа…
Выдохнула и отвернулась, чуть не сломав грифель. Но через секунду поняла, что обозналась. Мужчина оказался более крупной комплекции и с поистине арабской тёмной кожей, хотя подле него шла девушка с непокрытой головой и яркими а-ля цыганскими серьгами.
— Давай тогда условимся о встрече у… — Марина опустила глаза в путеводитель. — Как раз у могилы Огюста Мариэтта.
Сусанна кивнула и уткнулась в блокнот, но лишь Марина покинула зал, тут же свернула к огромным плитам, некогда образовывавшим вход в храм. Сердце предательски билось, поднимая в груди обиду из-за несостоявшейся встречи. Суслик, зачем он тебе? Ты-то понятно зачем ему нужна. Он сказал это прямо. И ты ответила — нет.
Миновав храмовые колонны и статую фараона Джосера, Сусанна влилась в толпу туристов, чтобы подняться по широкой лестнице на второй этаж, где сумела затесаться в группу американцев. Большинство экспонатов, со слов экскурсовода, находилось в Саккаре в гробнице канцлера Хемана. Сусанна никогда не любила групповые экскурсии, потому что, как и большинство завсегдатаев музеев, считала, что экскурсоводы всегда проводят мимо самых интересных экспонатов, но сейчас ей хотелось убедиться, что она понимает английскую речь. Арабский она точно не понимает! Да и витиеватые намёки на английском тоже может пропустить мимо ушей, если напорется на подобного Резе чудака.
Главное, как их предупредил групповод ещё в «Пулково», не улыбаться арабским мужчинам, потому что улыбка для них — зелёный свет для не очень чистых намёков, а она похоже слишком глупо улыбалась в самолёте, пытаясь понять, о чём её спрашивают. Теперь надо скрывать своё профанство в английском за каменной миной, а не улыбкой идиотки. А экскурсовода она понимает! И всё же у статуэток фараонов она замешкалась и потеряла американскую группу, а к русскоязычной решила не присоединяться.
Выйдя на лестничную площадку, Сусанна поняла, что толпа несёт её к саркофагу Рамсеса Великого, но билет в зал с мумиями она специально не купила. Сусанна развернулась и, окинув беглым взглядом украшения из слоновой кости, глиняную посуду и оружие, поспешила в залы, превращённые в настоящий древнеегипетский дом с меблированными комнатами. И сразу пожалела, что не надела, как все нормальные туристы, джинсы. Но делать наброски на весу оказалось невозможным и, подобрав под коленки юбку, она, как заправский студент-художник, стала усаживаться прямо на пол у понравившегося экспоната. Рисовала коряво, невнятно, но с душой — и даже подписывала описательные фразы.
Сусанна держала наготове арабское извинение «Эсфа!» на случай, если об неё кто-то споткнётся, ведь под конец она в прямом смысле переползала от кровати к табурету, от табурета к столу и так далее, и вскоре стала испытывать непреодолимое желание преклонить голову на валик и взять со стола кубок и выпить… Она тут же подскочила, чуть не наступив на собственную юбку. В самолёте она выпила предостаточно. С этой минуты она будет пить воду, как порядочная арабская девушка. Хотя порядочная арабская девушка вряд ли пойдёт в галерею Тутанхамона.
Если бы она пришла сюда в девять утра, то уберегла бы спину и рёбра от толчков. Сусанна едва успевала вертеть головой, чтобы разглядеть всевозможные экспонаты: украшения, гробы, посуду, утварь — одним словом, всё, что нашли в гробнице юного фараона. Только у витрины с многочисленными статуэтками, изображающими Тутанхамона ребёнком, Сусанне удалось плавно вылиться из потока. Волна туристов устремлялась вглубь галереи, а она свернула в первый же зал и не ошиблась.
Она оказалась в комнате с замечательными свитками папируса, исписанными таинственными иероглифами, содержащими сведения о доходах фараоновой казны, о судебных делах в различных номах и даже любовные послания. И безусловно толстые свитки папируса с жизнеописаниями, на которые, якобы, ссылаются многочисленные литературные гении. Например, можно выбрать свиток с романом о Синухе. И свиток с её романом, а почему бы и нет…
Сусанна с трудом оторвала взгляд от каллиграфического почерка писца, от прекрасных виньеток, и после сотой попытки повторить иероглиф, она вырвала из блокнота лист, скомкала и сунула в рюкзачок. Теперь надо было прорваться в тот зал, куда она в действительности шла — зал драгоценностей.
Пришлось вновь пару раз обознаться и чтобы больше не глядеть по сторонам в поисках Резы, Сусанна уткнулась в чистый лист блокнота. Все толпились перед витринами с золотыми масками фараонов, среди которых была и знаменитая маска Тутанхамона. Она же, пройдя мимо золотой головы сокола, богато украшенного оружия из Фив и золотых подвесок, остановилась перед украшениями египетских цариц. Среди разнообразных серёжек, бус и браслетов Сусанна приметила кольца тонкой ювелирной работы, которые, конечно же, предназначались не для платежей, а только для украшения царственных ручек. Карандаш заскользил по бумаге, и вскоре Сусанна нарисовала целый поднос украшений, которые могла принести в храм Пта несчастная царица.
Она так увлеклась рисованием, что, должно быть, что-то ляпнула по-русски, потому что её вдруг достаточно грубо на родном языке попросили не мешать людям смотреть. Извинившись по-арабски и немного сконфузив недовольную даму, Сусанна глянула на телефон и поняла, что уже бессмысленно бежать в сад — Марина с Пашей явно ушли, наградив её неприятными эпитетами. Как она не подумала взять у них номер телефона!
Ни у саркофага египтолога, ни в кафе их, конечно же, не оказалось. Сусанна почувствовала нестерпимую жажду и решила разориться на бутылку воды. Устроившись на открытой террасе, она вытащила планшет, выкинула лист с жалкими попытками имитации письма писцов и принялась вбивать в файл фразы, которые сделала под рисунками, пока ещё не утратила способность понимать собственные каракули. Возвращаться в отель не хотелось — до ужина ещё было далеко, а здесь царила прохлада, потому она открыла продолжение главы.
«Слова слетали с уст жреца машинально — Пентаур не понимал смысла заученных фраз. Чад факелов окутал его, и среди общего гула он отчётливо видел лишь тело Нен-Нуфер, светящееся сквозь тонкое одеяние… Чем быстрее становились её движения, тем сильнее билось его сердце, и тем тише и прерывистей звучал его голос, и под конец праздника он превратился в шёпот, вызвав в толпе волну ропота.
Когда процессия жрецов сделала последний круг, Амени подал Пентауру знак следовать за ним. Когда молодой жрец вошёл за верховным жрецом в келью с толстыми стенами и всего двумя скамьями по обе стороны от двери, сердце его забилось с удвоенной силой. Здесь обсуждают дела государства, сюда приходит сам фараон. Только нынче колесница Божественного покинула храм одной из первых.
Амени взглядом указал на скамью. Пентаур сел. Взгляд учителя недобро сиял в темноте. Впервые Амени пригласил его к себе после ночной церемонии. Объяснение тому было одно — Пентаур допустил оплошность и расстроил фараона, который оставил позади всю свиту. Быть может, в этот самый момент Его Святейшество ведёт возмущённую беседу со своим братом Сети, бессменным возницей фараона, и в другой свой приход в эту самую келью, вспомнит в беседе с Амени о нерадивости его жрецов.
Пентаур принялся перебирать в памяти слова молитв, которые читал. Он надеялся на память, потому что владевшие им мысли были далеки от благочестивых молитв к мудрому Пта.
— Я видел, как ты смотрел на неё, — нарушил тишину шёпот Амени.
Пентаур побледнел. Глупо отрицать очевидное, когда даже мимолётной улыбки не утаить от всевидящего ока наставника. Верховный жрец неспроста не зажёг ни одного светильника. Ему достаточно было видеть глаза ученика.
— Если бы ты не был мне так дорог, Пентаур, я бы не завёл этот разговор. И взамен моей заботы я требую откровенности.