— Это не имеет смысла, — сказала Морин. — Она была матерью ребенка Иоанна, и они признают его законным. Почему же они так ненавидят Марию Магдалину?
— Потому что считают, будто она и Саломея замыслили смерть Иоанна, чтобы Мария могла выйти замуж за Иисуса — Ису — и таким образом он смог занять положение помазанника. И так он смог узурпировать положение отца ребенка Иоанна и воспитать его в назарейских традициях. Действительно, как часть своего обряда, они отрицают Христа, плюя на крест и называя его Узурпатором.
Морин посмотрела на них обоих.
— Я сомневаюсь, стоит ли поднимать этот вопрос, но мне трудно поверить, что Жан-Клод — один из них.
— Ты имеешь в виду Жана-Батиста, — презрительно бросила Тамми.
— Когда мы были в Монсегюре… он так много знал о катарах. Не только это, он отзывался о них с таким почтением, с таким уважением. Неужели все это был спектакль?
Синклер вздохнул и потер руками лицо.
— Да, и это была только малая часть очень большого спектакля, насколько я понимаю. Ролан обнаружил, что Жан-Клода с детства готовили к проникновению в нашу организацию. Его семья богата, и при помощи Гильдии он смог создать себе легенду. Известно, что он добавил деталь о родстве с Паскалями позднее, что должно было вызвать у меня подозрение, но не было причин не верить ему. И факт остается фактом, он — признанный ученый-историк, эксперт в нашей истории. Но в его случае это обращено не к благородным целям, а скорее в духе «Знай своего врага».
— Как давно это продолжается? Это противостояние?
— Две тысячи лет, — ответил Синклер. — Но только с одной стороны. Наши люди не держат никакого зла на Иоанна и всегда приветствовали потомков Крестителя как наших братьев и сестер. Помимо всего, мы все дети Марии Магдалины, правильно? Вот как мы смотрим на это и всегда смотрели.
— Это они — паршивые овцы в семье, — пошутила Тамми.
Синклер прервал ее:
— Но не все последователи Крестителя — экстремисты, что важно помнить. Эти фанатики из Гильдии представляют меньшинство. Давайте выйдем, я бы хотел показать вам кое-что.
Они все трое встали из-за стола, но Тамми извинилась. Она попросила Морин прийти к ней позже в комнату с кинотеатром.
— Теперь, когда мы продвинулись дальше, я хочу показать тебе кое-что еще, что обнаружила во время своего исследования.
Морин согласилась встретиться с Тамми через час и вышла вместе с Синклером. Вечернее солнце еще ярко светило, когда они, прогуливаясь, подошли к входным воротам в Сады Троицы.
— Помните третий сад? Тот, который вам не удалось увидеть в прошлый раз? Позвольте мне показать вам его сейчас.
Синклер взял Морин под руку и повел ее вокруг фонтана Магдалины и через первую арку налево. Вымощенная мрамором дорожка привела их в роскошный сад, напоминающий окрестности итальянской виллы.
— Это очень напоминает романский стиль, — заметила Морин.
— Да. Мы очень мало знаем об этом молодом человеке, Иоанне-Иосифе. Насколько я знаю, о нем ничего не написано — или, по крайней мере, не было написано до сих пор. У нас есть только обрывки местных преданий и легенд, которые передавались из поколения в поколение.
— И что вы знаете?
— Только то, что этот ребенок не был сыном Иисуса — но сыном Иоанна. Мы знали его настоящее имя, Иоанн-Иосиф, хотя некоторые легенды называют его Иоанн-Иешуа и даже Иоанн-Марк. Легенда говорит, что он в какой-то момент отправился в Рим и оставил свою мать, брата и сестру здесь, во Франции. Было ли это его собственным решением или частью общего плана — остается только предполагать. И какова его дальнейшая судьба, мы не знаем. Есть две версии.
Синклер подвел ее к мраморной статуе молодого человека в стиле эпохи Возрождения. Он стоял перед большим крестом и в одной руке держал череп.
— Он был воспитан Иисусом, так что, возможно, стал членом растущей христианской общины в Риме. Если он это сделал, то, вероятно, встретил свой безвременный конец, когда многие вожди ранней церкви были уничтожены Нероном. Римский историк Тацит сказал, что Нерон «предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами», и мы знаем, что это правда, из рассказов о смерти Петра.
— Так вы думаете, что его замучили?