Питер кивнул.
— Должен сказать, что не видел ничего подобного в Римской католической церкви. По существу это богохульство.
— Катары были дуалистами. Они верили в две противоположные божественные силы, одна стремится к добру и занимается очищением сущности духа, а другая стремится к злу и прикована к испорченному материальному миру, — объяснила Тамми. — Посмотрите сюда, на пол.
Она обратила их внимание на плитку, которая покрывала пол церкви. Плитки были двух видов — угольно черные и ослепительно белые — и лежали в шахматном порядке.
— Еще одна уступка дуализму со стороны Соньера — черное и белое, добро и зло. Более чем эксцентричный дизайн. Но я думаю, что Соньер был умен, как черт. Он родился всего в нескольких милях отсюда и понимал местный менталитет. Он знал, что его прихожане вели свое происхождение от катаров, и у них были веские причины не доверять Риму даже спустя несколько веков. Не в обиду будет сказано, падре.
— Не страшно, — ответил Питер. Он уже начал привыкать к колким замечаниям Тамми. Это было вполне добродушное подшучивание, и он не придавал ему значения. Язвительность Тамми действительно начинала ему нравиться. — Церковь сурово обошлась с катарской ересью. Я могу понять, почему это все еще задевает местное население.
Тамми повернулась к Морин.
— Единственный официальный крестовый поход в истории, когда христиане убивали других христиан. Папская армия устроила резню катаров, и никто здесь никогда этого не забудет. Так что, открыто дополняя свою церковь катарскими и гностическими элементами, Соньер создавал обстановку, где его паства чувствовала бы себя комфортно. Следовательно, росла посещаемость церкви и доверие к ней. Это сработало. Местное население любило его, почти преклонялось перед ним.
Питер прошелся по церкви, подмечая все. Каждый элемент внутреннего убранства был необычным. Все было кричаще ярким, чрезмерно пестрым и безусловно нетрадиционным. Там были раскрашенные гипсовые статуи малопривлекательных святых, таких, как Святой Рох, поднимающий свою тунику, чтобы показать раненую ногу, или Святая Жермена, вылепленная из гипса в виде юной пастушки с ягненком на руках. В каждой детали убранства церкви было что-то неправильное или необычное. Особенно бросалась в глаза изображенная почти в полный рост сцена крещения Иисуса с возвышавшимся над ним Иоанном Крестителем — нелепо одетым в совершенно римского вида тунику и накидку.
— Почему кому-то понадобилось одеть Иоанна Крестителя в римскую одежду? — спросил Питер.
На краткий миг тень пробежала по лицу Тамми, но она не ответила. Вместо этого она подвела их к алтарю и продолжила свой рассказ:
— Местная легенда гласит, что Соньер сам раскрасил некоторые скульптуры. Мы почти уверены, что он приложил руку, по меньшей мере, к части запрестольного образа. Он был одержим нашей Марией. — Морин последовала за Тамми к центральной части алтаря, которую составлял барельеф Марии Магдалины. Ее окружали обычные символы: у ног лежал череп, рядом — книга. Она пристально смотрела на крест, очевидно, сделанный из живого дерева.
Питер сосредоточил свое внимание на рельефных пластинах, изображающих остановки на Крестном пути. Как и статуи, каждое художественное произведение содержало странную деталь или отличительную черту, которая противоречила церковной традиции.
Они исследовали все причудливые элементы внутри церкви, и каждый новый камень только добавлял загадок к окружавшей их тайне.
Вдруг без предупреждения в церкви раздался резкий щелчок, и они погрузились в непроглядную тьму.
В абсолютной темноте Морин запаниковала. Тени, которые следовали за ней даже при солнечном свете, здесь начали ее просто душить.
— Питер! — закричала она.
— Я здесь, — крикнул он в ответ. — Ты где? — Акустика в церкви заставляла звук отражаться от стен, поэтому было невозможно понять, кто где находится.
— Я у алтаря, — отозвалась Морин.
— Все в порядке, — крикнула Тамми. — Без паники. Наше время только что истекло.
Тамми поспешила к двери и впустила внутрь дневной свет, позволив Питеру и Морин найти друг друга. Морин схватила Питера за руку и выбежала из церкви, предусмотрительно отвернувшись, чтобы ненароком снова не увидеть статую демона.