«Я не пролезу. Пробовал». Вместо точки в конце фразы Соня увидела большой улыбающийся смайлик.
– Ладно, иду, – вздохнула Соня и влезла на подоконник.
***
Через пять минут дети сидели рядом. Алик строчил, Соня читала, не дожидаясь, пока он поставит последнюю точку и сам отдаст альбом. Получалось ужасно медленно, но все же это было быстрее, чем накануне, когда они общались по разные стороны стены.
«Ровно месяц и шесть дней назад я попал в эту больницу, – читала Соня. – Дело в том, что у меня открылась сильная аллергия. Оказалось – на свои же волосы (как видишь, теперь я лысый). Когда врачи догадались, в чём дело, они вытащили меня из-под капельниц и разрешили играть с другими детьми.
В первый же день «свободы» в игровой ко мне подошёл взрослый пацан (ты, наверняка, его уже знаешь – Сергей). Он сразу дал понять, кто здесь главный, дал мне кличку «Лысый» и приклеил глупую дразнилку «Лысый-лысый, лысину побрызгай. Пусть она в ночи сияет и всех блеском ослепляет».
Я видел, что ему нравится мне досаждать, но старался не обращать на него внимания. Тогда он переключился на других детей и для каждого находил какую-нибудь гадость – щелчок, пинок, обзывалку… Некоторых доводил до слёз и оставался очень этим доволен. Я разозлился, рассказал всё Лэлу Лэлоевичу, мои слова подтвердили заплаканные девчонки. Сергея посадили сюда.
Вечер прошёл спокойно, все были счастливы, что обидчика наказали. А ночью… Я проснулся, вышел в коридор…
– Зачем? – поинтересовалась Соня. Алик недоумённо взглянул на неё, потом беззвучно рассмеялся и снова склонился над альбомом:
«Зачем, зачем… А зачем ночью в больнице люди покидают тёплую постельку, выходят в холодный коридор и чапают к дверям «М Ж»? Вот и мне нужно было туда. Ясно? – Алик в упор посмотрел на Соню. Та покраснела. – Так вот, возвращаясь в палату, я заметил на лестничной клетке тень. В её очертаниях было что-то странное.
Я не очень хорошо вижу вдаль и потому притормозил, чтобы получше разглядеть. Когда очертания стали отчётливее, я похолодел. На меня надвигалось существо, худое и очень длинное. Высоты потолка не хватало, чтобы вместить весь его огромный рост. Монстр шёл скрючившись. Он был одет в элегантный чёрный костюм с белой рубашкой и красного цвета галстуком. Из-за его спины то и дело высовывались огромные чёрные щупальца. Казалось, к великану сзади прицепился гигантский кальмар.
Но самое страшное было не это. Самым ужасным было бледное как стена лицо. Точнее его отсутствие. Ни бровей, ни ресниц, ни носа, ни рта… Ушей на голове я тоже не видел. Не голова – а яйцо. Впрочем, рот у него всё же был.
Не знаю, как он меня увидел… или почуял… или унюхал без глаз, ушей и носа, но… Гладкое яйцо головы ближе книзу, где у людей подбородок, вдруг будто кто-то прорезал ножом. Яркая красная полоса раздвоилась, образовалась щель с острыми зубами, из которой высунулся длинный красный язык, похожий на окровавленную змею. Я хотел закричать, но почувствовал, что не могу. Я потерял голос. Открывал рот, напрягал связки, звуков не было. Не было даже хрипа.
А монстр всё надвигался. Его язык и щупальца тянулись ко мне. Я так перепугался, что потерял сознание.
Утром очнулся в своей палате, на своей кровати. На краешке сидел Лэл Лэлоевич, держал меня за руку, вокруг хлопотали перепуганные медсёстры. Едва я открыл глаза, все кинулись ко мне с расспросами – как я себя чувствую, не болит ли голова. Я удивился, неужели я во сне всё же кричал? А ведь снилось-то, что голоса у меня нет! Я хотел успокоить сестёр и врача, сказать, что всё нормально, не стоит обращать внимания на дурные сны, но не тут-то было. Мои губы двигались, рот открывался, голосовые связки напрягались, но ни одного звука я так и не произнёс.
Я не понимал, что со мной, и очень испугался. Наконец, кто-то из врачей догадался спросить, помню ли я, что произошло этой ночью (ведь нашли они меня рано утром без сознания в коридоре, в пяти шагах от моей палаты) и сунул мне в руки блокнот и ручку. Я описал всё, что помнил. И чудовище тоже описал.
Сама можешь представить их реакцию. Конечно, мне почти никто не поверил. Говорю почти, потому, что самая старая медсестра после моего рассказа испугалась и стала что-то лепетать про древнюю легенду. Её, кстати, тоже не стали слушать – решили, что стариковские мозги тю-тю и уволили буквально через несколько дней после происшествия. Не удивлюсь, если к этому приложила старания Татьяна Артемьевна, её тут все слушаются, даже врачи, такая она влиятельная.
После моего рассказа кто-то решил, что я просто боюсь темноты и испугался собственных фантазий, другие – что я лунатик, и потому по ночам хожу (ночь, кстати, лунная была). А некоторые, в их числе Татьяна Артемьевна, посчитали, что я просто слетел с катушек. «Добрая» медсестра предложила перевести меня в закрытое отделение, где лечатся от аллергии и других неинфекционных заболеваний психи. Лэлой Лэлоевич не стал никого слушать, разрешил долечиться в своём отделении. Но Татьяна Артемьевна всё же настояла на том, чтобы меня держали отдельно от других детей.