«И поделом бы мне, — разозлился на себя Врунчик. Он вспомнил, как обругала его Мурка «лгунишкой».
Врунчик несколько раз с отчаянием повторил про себя это неприятное слово. Раньше оно вовсе его не трогало, зато теперь больно хлестало, как плеткой. Лгунишка. Каким был, таким и остался.
«Значит, всему конец, — испуганно подумал Врунчик. — Значит, я никогда не найду малиновой воды».
Он вдруг ясно представил Мишука и Таню, которые ждали его с лекарством, и ему стало нестерпимо стыдно.
Хорошо еще, что на поиски отправились трое. Конечно же, Клёпа найдет свой камень, а Бублик...
Вспомнив про Бублика, Врунчик похолодел. В один миг воображение его нарисовало жуткую картину: среди малинника лежит растерзанный Бублик, а рядом валяется пустая ореховая скорлупа.
Что же ты натворил, глупый Врунчик! Он повалился на землю и заплакал горько, без слез.
Почему без слез? Да просто потому, что игрушечные котята только так и умеют плакать.
Сновидение в шалаше
Бублик и не подозревал, какая грозит ему опасность. Его беспокоило совсем другое: как бы добраться до старого малинника и не промокнуть от ночной росы. Он так дорожил своею золотисто-рыжей шерстью, особенно великолепными висячими ушами, которые доставали почти до самой земли, поэтому первым делом постарался отыскать сухую тропинку.
Тропинка была где-то рядом. Узенькая, еле приметная, она вела в самый конец сада, прямо к старому малиннику. Протоптала ее бабушка из соседней квартиры. Почти каждую субботу эта сгорбленная женщина таскала туда проветривать старую одежду и потертые ковры. Сидя на столике у окна, Бублик от нечего делать наблюдал, как она развешивала вещи.
Выбравшись на тропу, Бублик передохнул и огляделся. Спешить было незачем: старый малинник рядом, а там он быстро разберется, что к чему. Бублик даже посочувствовал Клёпе и Врунчику — им было куда трудней.
За кустом смородины тропинка раздвоилась. Это озадачило Бублика, Куда же теперь — влево или вправо? Конечно, лучше всего было бы пойти прямо, но впереди такая высокая, мокрая трава...
Неизвестно, сколько времени размышлял бы озадаченный Бублик, если бы внимание его не привлекла черепаха. Она неторопливо выползла из травы и остановилась. Влажный панцирь при лунном свете тускло блестел.
— Ты как сюда попала? — спросил Бублик.
— А тебе что? — недружелюбно прошипела она и поползла дальше. Но вскоре остановилась, подумала немного, сказала: — Мальчишки меня из лесу принесли. Понял? Вот теперь и живу здесь.
— В этой мокрой траве? —невольно поежился Бублик.
— Сам ты живешь в траве, — обиделась Черепаха, — а у меня есть теплый дом.
«Какая она сердитая, — подумал Бублик.—Или, может, ее кто-нибудь обидел?» — и спросил как можно ласковей:
— Где же он, ваш дом?
— Там, — Черепаха мотнула головой. — Вон за тем деревом стоит шалаш, а в шалаше — клетка. Шалаш мальчишки построили для меня, а клетку для себя.
— А не наоборот? — усомнился Бублик.
— Что? Ну да, конечно, наоборот. Не перебивай... Сегодня днем мальчишки взяли меня погулять и оставили возле канавы, забыли. Пришлось самой добираться до дома. Иду с полудня. И, наверно, буду идти всю ночь, если... если... ты не поможешь» — закончила Черепаха.
Бублик растерянно захлопал глазами.
— Но чем я смогу помочь?
— Посади на спину. Она у тебя широкая.
— Не знаю, право.,. Да и некогда мне, дело у меня срочное.
— Эх, ты! — вздохнула Черепаха. — А мне показалось, ты добрый.
Вчера он ни за какие калачи не согласился бы тащить на спине это грубое животное. Ему и самому себя то лень было носить. Но сегодня... Сегодня Бублик не имел права быть лентяем. Он тряхнул ушами и сказал:
— Ну, так и быть, попробуем. Занимай, тетка, спальное место!
Он подогнул лапы, прижался животом к земле и сразу все косточки в нем сладко заныли: это была его любимая поза.
Черепаха вскарабкалась ему на спину и долго устраивалась, словно хотела поселиться там на всю жизнь.
«Тяжеленная, как утюг, — подумал Бублик. — Я еще никогда не таскал таких тяжестей».
До черепахиного дома он добрался благополучно. В шалаше было тепло, пахло увядшей травой и чем-то съестным.
Бублик опять подогнул лапы и будто в мягкую перину погрузился: земля в шалаше была устлана толстым слоем сена.
«Здесь даже лучше, чем дома, — блаженно думал он, — Я мог бы пролежать так целый год. Жаль, что спешить надо. Отдохну немножко и пойду...»