Один из них, здоровый, чернявый, похожий на цыгана, водитель почувствовал на своей спине его взгляд. Он резко повернулся к Егору и так угрюмо исподлобья на него взглянул угольно-черными глазами, что тот сразу понял всю тщетность своих надежд.
Тяжело вздохнув, Егор встал, пошатываясь, побрел к выходу. С ненавистью, ударом ноги открыл дверь и вышел из бара. Порыв сильного ветра едва не сбил его с ног. Егор поднял голову вверх. Все небо было затянуто низкими свинцовыми облаками и падал с него, то ли дождь, то ли снег. То ли вместе они падали с неба. Лицо сразу стало мокрым. Голова закружилась, подкатила неприятная тошнота. Громко икнув, мужчина опустил голову и осмотрелся мутным взглядом.
Черные ветки берез, росших через дорогу от кафе, дрожали от порывов ветра, а жалкие остатки того, что когда-то было тротуаром у одинокого здания, было покрыто тонкой корочкой обледеневшей грязи. Скользкой и чрезвычайно опасной.
Егор тоскливо посмотрел в черное небо, сплюнул с ненавистью, дрожащими, замерзшими мгновенно мокрыми руками, поднял воротник куртки и, втянув голову в плечи, обреченно побрел домой. Перешел через пустынную в этот поздний час трассу и ступил в лесополосу, тянущуюся вдоль реки. Знакомая с детских лет, хорошо протоптанная тропинка в ней, была предательски скользкой, идти было трудно. Он постоянно падал. Вскоре вся его одежда была мокрой и грязной. Руки были все в порезах и кровоточили.
С изощренными, годами отточенными, матюгами Егор падал, с трудом поднимался и упорно брел вперед. А что оставалось делать? Было темно, не видно ни зги. Очередной порыв ветра с воем пронесся по лесу, неся на своих крыльях вековую тоску и безнадегу. Зашуршали заиндевевшие травы, зашелестели не облетевшие еще местами березы.
- Скорее бы уж этот проклятый мост, что б его черти побрали со всеми его гнилыми бревнами, - с ненавистью бормотал Егор. - Сколько можно брести по этой бесконечной тропе, на которой сам черт себе ноги переломает?!
Сзади и сверху в воздухе что-то захлопало. Егор вздрогнул от неожиданности, с испугом оглянулся. В сумерках в темном небе метались едва различимые черные тени вспугнутых кем-то птиц.
- "Какого черта я испугался каких-то там птиц, чтоб они поздыхали все до одной?", - с досадой подумал он, успокаиваясь. - "Не иначе, как во всем виновата эта ночь. Ишь, какая темная, да мерзопакостная. Самое время для грабителей и убийц".
Сплюнув с досады, мужчина нагнулся, пытаясь увидеть тропу. С трудом, на ощупь, разыскав ее в темноте, спотыкаясь, побрел дальше. Вскоре тропа резко повернула вправо, и к шороху листвы присоединилось журчание реки.
Шумит она бесконечно, веками о чем-то беспечно рассказывает вольным и невольным своим слушателям. А над ней загадочной занавесью висит легкий осенний туман, словно стыдливо скрывая за пеленой ее наготу в неясном свете выглянувшей сквозь тучи луны.
Вот вскоре и мост вдалеке сквозь деревья да невысокий кустарник высветился. Совсем недалеко стоит он загадочной громадой в неуверенном свете выглянувшего из туч старого месяца, слегка прикрытый легким туманом. Веселее стало мужчине. Энергичнее побрел он к мосту по скользкому берегу, иногда с хрустом взламывая сапогами тонкий лед на небольших лужицах.
Слева послышался странный шум. Егор, подняв голову, взглянул. На нижней ветке огромной березы, что росла, наклонившись над рекой, сидела огромная черная птица. Она нетерпеливо переминалась с лапы на лапу и то раскрывала огромные крылья, то с шумом складывала их.
- "Что за чудная птица появилась в наших краях?" - зашевелилось в пьяной голове. - "Никогда, а живу на этом свете уже полных шестьдесят семь лет, таких диковинных птиц здесь не видел. Может это сказочная птица - ворон, о котором когда-то читала мне давно покойная матушка? Но откуда здесь взяться этой сказочной птице?".
Ворон, а это был, действительно, он, увидев порядком растерянного мужчину, с громким шелестом раскрыл огромные крылья, слетел с ветки, сделал над рекой огромный круг и черной молнией устремился к Егору, пронзая завесу тумана.
От неожиданности мужчина присел, прикрыл руками голову, резко отклонился в сторону, стремясь избежать разящего удара огромной птицы.
А та, подлетев, словно застыла загадочным образом на месте. Злобно защелкала перед лицом огромным клювом, смерила его яростно горящими глазами, и неожиданно тяжелым крылом нанесла сильный удар по голове.
Получив оглушающий удар, и от охватившего его внезапного ужаса беспомощно ахнул мужчина, сделал шаг в сторону, замахал бестолково руками и, не удержавшись на неверных ногах на скользкой земле, упал на землю, непреодолимо покатился по отлогому берегу к реке. Громко, утробно вскрикнув в ночи, свалился Егор в свинцовую чернь воды.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ледяная вода, словно кипятком, обожгла его. Дыхание перехватило. Холод, словно металлическим обручем обхватил грудь, не давая сделать хоть малый спасительный вдох. Хмель в момент покинул его, освобождая пространство для всепоглощающего ужаса.
Выпученными от страха глазами взглянул Егор на равнодушный холодный серп месяца, с любопытством выглянувший из-за тучи. Инстинктивно замахал руками, пытаясь вспомнить, как в детстве легко переплывал эту реку по несколько раз кряду, да так почему-то и не смог. Что-то никак не вспоминалось. Последний раз лениво взмахнул рукой, больше уж на инстинкте, и с головой обреченно погрузился в воду, относимый скорым течением от места падения.
Но совсем уж неожиданно непонятная сила вдруг стала выталкивать его на поверхность. Поддерживаемый ею, Егор поплавком вынырнул и легко закачался на речной волне. Судорожно открыв перекошенный рот, взахлеб стал хватать холодный воздух и бестолково забарахтался, пытаясь подгрести к берегу. После неимоверных усилий ему это удалось.
Стал хвататься руками за любую опору, что попадется под окоченевшие руки. Но попадалась лишь росшая по кромке воды чахлая трава. Да и та была мороженной-перемороженной.
А на дереве напротив сидел ворон. Птица, казалось, внимательно и с интересом смотрела на усилия, барахтающегося у берега человека.
И охватило его осознание собственного бессилия перед безжалостной судьбой, невозможностью изменить ход жизни в лучшую сторону, как бы ненавистна она не была еще совсем недавно. А жажда жизни уже полновластно овладела им.
Егор, собрав остатки сил, сделал рывок вверх и зацепился за большой куст травы. И прижавшись к ненавистному и желанному крутому берегу, тяжело дыша, замер, собирая силы на решающий рывок. Отдохнув немного, попытался подтянуться, упираясь на локти. Но нога за что-то зацепилась. И это что-то неуклонно тянуло его в темную пучину реки. И вот тут его обуял настоящий ужас. Зарычав от него первобытным звериным рыком, начисто лишенным чего-либо человеческого, Егор, что было сил, дернулся и почувствовал, что ноге стала легче. Он с облегчением выдохнул и, постоянно скользя, задыхаясь от чрезмерного напряжения, медленно, но настойчиво полез вверх.
Он вылез на обледенелый берег и растянулся обессиленный. Мокрой щекой прижался ко льду, с удовольствием ощущая, как возвращается в его замерзшее тело жизнь. Придя окончательно в себя, он попытался подняться, подтянув ногу. С удивлением почувствовал, что на ней что-то висит. Висит что-то тяжелое, с трудом, но поддающееся его слабым усилиям. Мужчина сел на землю, подтянул к себе ногу и с любопытством пригляделся.
В свете выглянувшего, очень кстати, месяца он с удивлением увидел большой крест, который своей длинной цепью обмотался вокруг ноги.
Он раскрутил цепь, отбросил ее в сторону, взял крест, поднес его к лицу и попытался рассмотреть. Но было очень темно, чтобы что-то увидеть. Егор только понял, что, по всей видимости, крест был очень старый. Он был весь покрыт толстым слоем липкой грязи, густо обросший водорослями. Понял, что здесь, в темноте, он ничего не сможет рассмотреть, да и мокрая одежда постепенно замерзала и начинала шуршать, словно сделана она была из жести. Егор непослушными руками засунул крест за пазуху и быстро, почти бегом отправился через мост домой.