Отдохнув, мы отправились в Красный Карачай. Там мы узнали, что наша первая группа за трое суток до нашего прихода ушла к перевалу.
Из Красного Карачая рано утром нас на санях повезли в сторону перевала. Правда, далеко ехать нам не пришлось, так как лошади не могли дальше идти по глубокому снегу.
Провожавшие нас жителя села говорили, что мы не дойдем до перевала, что идти туда зимой – безумство. Но солдатский долг нам велел идти.
Трудно передать,– говорит Папсеев,– те лишения и трудности, которые нам пришлось перенести при возвращении в отряд. После выхода из леса мы попали в сильную метель. Вокруг ничего не было видно, и мы шли только на ветер, зная, что он дует с перевала. К подножыо перевала мы подошли, когда было уже темно. Ветер превратился в настоящий ураган. Вокруг непроглядная тьма снега. Нам ничего не оставалось делать, как идти только вперед, выйти на перевал и попытаться найти на перевале бывший немецкий домик. Конечно, в этом диком хаосе ветра и снега мы потеряли всякую ориентировку и хотя медленно, но подымались все выше и выше.
О том, что мы вышли на перевал, мы поняли по тому, что на нем не было снега, его сметало ураганным ветром. Но в какой точке мы находимся, куда нам идти дальше мы не знали. И только случайно наткнувшись на немецкое кладбище (там был сложен высокий тур из камней), мы смогли определить, куда нам идти дальше. С большим трудом мы нашли землянку. В течение пяти суток бушевал метель, и мы сидели в этой землянке, питаясь почти одним снегом. Когда установилась погода, мы вышли с перевала. Это было раннее утро, кругом стояла мертвая тишина, от ослепляющей белизны снега мы надели защитные очки и двинулись в направлении к водопаду. Снег был рыхлый, и несмотря на то, что мы надели на ноги снегоступы, идти было очень трудно, и снова мы не шли, а “плыли” по снегу.
В течение дня мы смогли только дойти до водопада, дальше идти мы не могли, ибо не было сил. Решили дать залп в надежде на то, что, возможно, он дойдет до расположенпого в лесу отряда. Мы знали, что после нашей стрельбы начнутся обвалы, и мы можем от них погибнуть. Но у пас иного выхода не было. Действительно, сразу же после залпа все вокруг загрохотало, ясный день превратился в темную ночь и, казалось, что сами горы стали рушиться. Обнявшись и крепко держась друг за друга, лежа в снегу, мы ждали своей участи. Но, к нашему счастью, все обошлось благополучно. Обвалы через некоторое время прекратились, и мы решили несмотря ни на что продвигаться вперед.
Командование 12-го ОГСО к этому времени подготовило группу, которая должна была пройти по нашему маршруту и разыскать нас. Велика была паша радость, когда мы встретились. Мы плакали, встретив своих товарищей, которые шли в снегах Главного Кавказского хребта, чтобы спасти нас. Мы плакали от радости и не стеснялись слез.
По ущелью летят самолеты
Война, даже такая локальная, как на перевалах Кавказа, требует взаимодействия различных родов войск. Тяжелая артиллерия и танки, конечно, не могли появиться на хребтах, но авиация там действовала и, можно с полной уверенностью сказать, что без нее защита перевалов была во много раз трудней. Многие бывшие бойцы и командиры, когда мы с ними разговаривали о прошлом, необычайно тепло, можно сказать, даже с нежностью, рассказывали нам о подвигах летчиков. И не удивительно. Ведь там, в горах, в то время были возможны лишь два способа перевозок грузов и людей – ишаки и самолеты. Древнейший и современнейший. Но древнейший транспорт, отлично послуживший войскам в первый период обороны, полностью вышел из строя, когда начались снегопады и метели. По толстому слою снега ишак пройти не мог. И тогда взгляды людей потянулись к небу.
Знали мы о трудной и опасной работе летчиков уже немало, а кого-нибудь из них все не могли разыскать, даже фамилий не слышали, пока не встретились с пятигорчанином Евгением Тарасенко. Прочитав первое издание книги “Тайна Марухского ледника”, он, летчик тех дней, участник описываемых в книге событий, и сам заинтересовался, – кто из товарищей его остался в живых, что делают они сейчас и где живут. Он решил, что героические дела “воздушных извозчиков” достойны того, чтобы о них вспомнили наряду с подвигами тех, кто воевал внизу, на грозных каменных склонах мрачных хребтов. Он-то и предоставил нам адреса некоторых боевых своих товарищей. Первый, с кем довелось нам увидеться и поговорить, был Вартан Семенович Симонянц, проживающий ныне в Москве.
В те далекие дни ранней осени 1942 года Симонянц, молодой лейтенант авиации, служил во 2-й эскадрилье 8-го отдельного авиаполка. Располагалась эскадрилья на маленьком аэродроме в Абхазии, и командовал ею Петр Брюховецкий, который, по словам многих товарищей, был сам бесстрашным летчиком и отличным товарищем. Этому же он учил других.
– Я знал его еще по Балтийской школе,– вспоминал Вартан Семенович.—Он был командиром отряда, а я у него инструктором летал. Вместе и к перевалам попади. Время трудное было, что и говорить, но Брюховецкий умея развеять грустное настроение шуткой и песней. Сам он, правда, насколько я помню, петь не умел, но любил, а главное – других умел втянуть в песню. Для плохого настроения тогда были основания: одни только сводки Информбюро чего стоили, и Брюховецкий понимал это. Под его влиянием я тогда вступил в партию, так что воевал с немцами, как говорится, по-коммунистически.
Бывало, вернешься из последнего рейса – а делали мы их до девяти, а то и до десяти в день – от усталости с ног валишься, по Брюховецкий подойдет, спросит что-либо так буднично, спокойно, что и самому невольно становится спокойнее. Как бы случайно соберет двух-трех летчиков, кто петь умеет, сядем где-нибудь в тихом месте, он и начинает запевать. Вначале мы слушаем только, но через минуту уже поем либо русскую народную, либо казачью, либо современную для тех дней “Темную ночь...” А ведь и сам он тоже много летал на перевалы и уставал ничуть не меньше нашего...
Мы спросили Вартана Семеновича, помнит ли он случай, о котором рассказал нам Илья Самсонович Титов, а именно тот, когда, уходя от погони, наш ПО-2 зацепился за дерево, перевернулся и упал в снег. И не знает ли он летчика, кто вел тогда этот ПО-2. Вартан Семенович улыбнулся несколько смущенно, двумя ладонями пригладил редеющие свои седые волосы, сказал:
– Очевидно, Илья Самсонович соединил в своей памяти два события в одно. Времени-то много прошло, и он не думал тогда, что сегодня придется вспоминать все точности. Бывало, конечно, что и “фокке-вульфы” гонялись за нами, поскольку отлично знали, что мы безоружны, и гибли наши товарищи. Но в тот раз было совсем не так. Вот я вам сейчас покажу один документик...
Вартан Семенович достал из стола папку, развязал тесемки и начал перебирать лежавшие там листы и фотографии, пока не взял в руки один весьма потертый на сгибах лист с потускневшим машинописным текстом. Прочитал сам и передал нам:
– Познакомьтесь, пожалуйста...
Вот что там было записано:
“Командир звена т. Симопянц за время работы подразделения по обслуживанию частей 46-й армии, действующей в горах, совершил 368 боевых вылетов. За это время оп доставил в горы 43000 килограммов различных военных грузов. Особенное летное искусство, героизм и большевистскую настойчивость проявил командир звена т. Симонянц, выполняя задание командования по вывозке раненых с передней линии фронта. Не считаясь с погодой и трудными горными условиями, где почти всегда не было подходящих площадок для посадки самолетов, т. Симоцянц, благодаря исключительно летному мастерству, вывез 192 раненых бойцов и командиров. Были случаи, когда с площадки Псху т, Симонянц вывозил раненых под непрерывным огнем противника. Командир звена т. Симонянц в составе бригады техников успешно выполнил задание командования по восстановлению и спасению двух самолетов типа СП, потерпевших, аварию на передней линия фронта.
За образцовое выполнение боевых полетов, вывозку раненых и проявленные при этом героизм и отвагу, ходатайствую о награждении командира звена т. Симонянц орденом Красная Звезда.