На кухне обнаружился легкий беспорядок — перевернутое блюдце со сметаной и какие-то осколки, отливающие то розовым, то зеленоватым, в зависимости от того, как волновавшаяся под ветерком в открытом окне занавеска на секунду прятала их в тень и на следующую секунду опять приоткрывала прямым солнечным лучам.
Даша горестно ахнула, опустившись перед осколками на колени.
— Васька, паршивец! И как ты мог… Лучше бы ты окно разбил! Это ж была память о маме…
— А что это было такое? — спросил Димка.
— Венецианское стекло, стилизация под древнеримские изделия. То ли маленькая вазочка, то ли флакончик для туалетной воды, у которого затычка потерялась. Мы использовали как вазочку — для фиалок, для ландышей, для маленьких таких цветов, понимаете… Стекло было такое тонкое — и при этом радужное, чуть-чуть подцвеченное, чтобы переливы были заметней. Говорили, что очень ценная вещь, но главное — это была память о маме… Но странно, добавила Даша, поднимаясь с колен, — что отец оставил её на кухонном столе. Она всегда стояла так, чтобы её было невозможно случайно смахнуть и разбить…
— На то похоже, что он очень спешил, — заметил Ленька.
— Похоже, да… — согласилась Даша. — Но куда он мог так спешить? И почему перед этим он достал вазочку… и не убрал её назад?
— Этому как раз объяснение найдется, — сказал Юрка. — Покажи лучше ружья… И вообще, покажи, что тебя смутило.
— Пошли в комнаты, — кивнула Даша. — Надо бы убрать эти осколки… Но у меня рука не поднимается смести их на совок и выкинуть в мусорное ведро.
В квартире было три комнаты, не очень больших, но уютных. Одна, попросторней других, служила, надо полагать, гостиной. И в ней, на стене, красиво развешанные, были размещены несколько ружей, а также два офицерских кортика.
— Вот, — показала Даша. — Это — коллекционные ружья, а есть ещё два вполне простых, они в шкаф убраны. Кстати, действительно, надо проверить, в шкафу они или нет.
Она прошла в другую комнату (ребята — за ней), где, видимо, жил её отец — в комнате имелись складной диван, письменный стол, несколько книжных полок и большой шкаф — открыла большого шкафа, пошарила в углу, за пальто и костюмами, висящими на плечиках.
— Ружья на месте, — сообщила она. — Даже если бы отец взял Старбус, то и одно из обычных ружей он бы тоже прихватил. Я хочу сказать, из Старбуса он сделал бы выстрел-другой, чтобы ружье не застаивалось, но, в основном, палил бы из простого. И потом, — пришла ей в голову новая мысль, — если бы он поехал на охоту, то на машине. Раз машина на месте — значит, он в городе, и недалеко. В смысле, не на окраину поехал, а гуляет где-нибудь в нашем районе, и скоро должен прийти.
Они вернулись в гостиную.
— Старбус висел вот здесь, где пустое место, — показала Даша. — Вот это — Кокрилль, а вот это — Ланкастер. Это — Алешкин, а это — Новотны, знаменитый пражский мастер прошлого века. Был ещё Генч, но отец продал его, чтобы взять вот это льежское ружье. «Люттихское», как он говорит на немецкий манер. Он, бывает, расстается с каким-нибудь ружьем, если можно приобрести более ценное…
— Так, может, он и со Старбусом поэтому решил расстаться? предположил Димка.
— Что может быть ценнее Старбуса? — удивленно вопросила Даша. — Он приблизительно одной ценности с Комминаци, и, как, говорит отец, повыше первых Леклеров. Еще можно было бы понять, если бы это был Старбус более дешевой серии. Но это ж «подковный» Старбус!
— Как-как? — не поняли ребята.
— Лучшие ружья Старбуса и Комминаци, — объяснила девочка, — делались из старых подковных гвоздей. В смысле, стволы ружей. Дело в том, что подковные гвозди и ковали очень тщательно, чтобы, понятно, они крепко держали подкову, ведь, сами знаете, «Не было гвоздя — подкова пропала, Не было подковы — лошадь захромала…» И что-то ещё происходило, когда лошадь постоянно топала и топала. Вроде того, что гвоздь по-особому отбивался, и металл гвоздя приобретал дополнительные качества, так важные для того, чтобы сделать хороший ствол… Поэтому кузнецы, меняя подковы, не выбрасывали старые гвозди, а собирали их для ружейных мастеров.
Она рассказывала о ружьях так, как скрипач мог бы рассказывать о скрипках Гварнери и Страдивари.
— Здорово! — восхитился Димка. — Ты знаешь о ружьях побольше любого мальчишки!
— Папа рассказывал, — серьезно ответила девочка. Она понюхала воздух. — По-моему, запах дыма выветрился. Или ещё держится?
— Чуть-чуть, — сказал Ленька. — И пахнет как-то странно. Будто твой отец сжигал не только бумагу, но и пластик — или нечто подобное.