— Так дуэли не было? — разочарованно спросил Ванька.
— Не было, — ответил отец. — Если только не… Если только не сам Дашин отец нажал на курок. Помните, возникало имя его немецкого друга, Иоганна Штульмана? Так вот, в одной из книг по истории немецкого антифашисткого подполья я нашел упоминание о том, что Иоганн Штульман не погиб под бомбежками, как можно было понять Крамаренко: он был замучен в гестапо, и его палачом был как раз Каслинг. Если Крамаренко захотел лично свести счеты с убийцей своего друга — то ничего удивительного.
— Но если дуэли не было, то, выходит, Седой ошибся? — продолжал настаивать Ванька. — Так и не понял… ну, эту, как её, последнюю истину? Выходит, и Седой не до всего додумывался и не все понимал?
— Не переживай за Седого, — усмехнулся отец. — Мне-то кажется, Седой все понял, но на словах предпочел показать, что принимает версию дуэли. По нескольким причинам. Во-первых, слишком опасно было демонстрировать, что тебе известно, что произошло на самом деле. Во-вторых, не стоило посвящать в это дело нас — для нас это тоже могло бы стать слишком опасным. Да, Седой знал, что мы умеем держать язык за зубами, но, при всем при том, мы были тогда ещё мальчишками, всего лишь мальчишками, и, сболтни случайно лишнее кто-нибудь из нас, могло бы не поздоровиться очень многим людям, включая и наших родителей, и самого Седого, и Крамаренко. Ведь сами понимаете, интересы какого ведомства задевало разглашение истины. В-третьих, эта версия, которой Седой молчаливо решил придерживаться, избавляла Дашиного отца от всякой ответственности: ведь, согласно ей, он действовал в пределах необходимой самообороны. И в-четвертых… В-четвертых, я берусь утверждать, что Седой догадался об истине хотя бы потому, что понял: Крамаренко надо искать не в Измайловском или каком-нибудь другом парке, а в районе ипподрома. Согласитесь, опора на песенку Высоцкого — слишком слабый довод, чтобы всерьез на него ссылаться. Да, благодаря этой песенке он впервые припомнил про ипподром, но, конечно, дальше им двигали более серьезные соображения.
— То есть? — недопоняли мы.
— Ну, во-первых, то, о чем я уже упоминал: непосредственная близость огромного комплекса Высшей школы КГБ — отличного опорного пункта для спецоперации. Во-вторых, среди мальчишеских баек, гулявших в те годы по Москве, была и «страшилка» про несколько трупов, найденных в окрестностях ипподрома, и что, мол, считается, будто их, современным языком говоря «замочила тотализаторная мафия» за слишком крупные выигрыши, а на самом деле это КГБ от ненужных людей так избавлялось. Не знаю, сколько правды было в этой байке, но Седой её, конечно, знал — и учитывал. И, в-третьих, если надо найти такое место, в котором ничто не помешает убить человека, но чтобы при этом труп быстро нашли, то ипподром, с его пространствами и путаными закоулками, подходит намного больше парков. Ну, и ещё кое-что… Словом, если Каслинга было решено убрать так, чтобы списать убийство на Крамаренко, но при этом избавить Крамаренко от ответственности, признав, что он действовал в пределах самообороны, то ипподром подходил больше всего. И Седой не помчался бы на ипподром, если бы не догадался об этом.