- Не вздумай! - предупредил её Ленька. - Все будет нормально, а вот от резкого звука он может и оступиться.
Высоко над ними, Юркин силуэт был четко виден на фоне ясного неба. Юрка шел по перильцам, расставив руки. Вот он поднял одну ногу, балансируя на другой, и Даша тихо взвизгнула. Да что Даша, даже его друзьям сделалось дурно. Но это были только цветочки.
Юрка прошел по перилам - и ухватился за длинный стальной штырь трубку сантиметров пяти в диаметре - выступавший из стены под самой крышей. Вот он подтянулся - и повис над бездной. Потом он совершил переворот на сто восемьдесят градусов - и застыл на штыре вверх ногами, прямой как солдатик. Выдержав паузу в несколько секунд, он стал вращаться на штыре - все быстрее, быстрее, быстрее.
Даша была уже не мертвенно бледной, а просто серой. А Леньке и Димке хотелось зажмурить глаза. Юрка крутился над двором без всякой подстраховки, до земли было больше десяти метров - ребятам, со страху, казалось, что все сто. Одно неверное движение... Да мало ли из-за чего может сорваться рука...
Но вот Юрка стал замедлять темп вращения, вот он опять повис неподвижно, а вот...
Он соскочил на балкончик, оттолкнувшись от штыря и сделав сальто в воздухе. В момент его полета и Даша, и Юркины друзья не выдержали: хоть они и понимали, что нужно молчать, но у всех вырвался короткий крик. Ведь чуть ошибись он в своих расчетах, пролети мимо балкончика и...
Нет, Юрка все рассчитал точно - кроме одного: того, что балкончик железный, и при его приземлении раздастся жуткий грохот.
Первым чувством его друзей, когда они услышали этот грохот, было облегчение: все, Юркин отчаянный спектакль завершился благополучно. Но тут же Ленька подумал с тоской: этот грохот весь двор перебудоражит, да и всех, работающих в этом здании... Сейчас выскочат и так нам накостыляют... И кстати, пришла ему в голову следующая мысль, хоть во дворе и нет ни одного человека, но не исключено, что кто-то смотрит из окон... И тоже могут выскочить и устроить жуткий - и справедливый - скандал.
Юрка тем временем спустился вниз и подошел к Даше. Похоже, он тоже нервничал во время исполнения своего акробатического номера, но старался скрывать пережитое волнение.
- Ну? - сказал он. - Убедил я тебя?
- Ты... ты... - Даша примолкла, чтобы лишний раз перевести дух, а потом посмотрела на Юрку почти с ненавистью. - Ты просто... - теперь она говорила сквозь стиснутые зубы, и её подбородок выпятился. - Ты просто подлец! - она сделалась багровой от гнева. - Скотина и пижон! Недоумок напыщенный! Напугал всех - и радуешься! Это не доказательство, а издевательство! Мне такие друзья не нужны!
Она повернулась и пошла прочь. Через несколько шагов она остановилась на секунду, чтобы презрительно бросить через плечо:
- Тоже мне, канатоходец Тибул!..
- Постой!.. - сперва растерявшийся Юрка догнал и обогнал её, и теперь стоял перед ней, красный от смущения. - Если я - канатоходец Тибул, то ты Суок... Ну, прости... Я действительно не думал, что ты так испугаешься.
Даша стояла и молчала так долго, что стало ощутимо, как сгущается напряжение в воздухе.
- Ладно, - сказала она наконец. - Я тебе верю. Только обещай мне, что ты больше никогда не будешь выделывать таких штучек.
- Обещаю, - смиренно сказал Юрка.
- Поклянись!
- Клянусь!
- Страшной клятвой!
- Чтоб я сдох, чтоб у меня рука отсохла, чтоб... чтоб...
- Ладно, хватит, - Даша невольно улыбнулась. Видно, она была не только вспыльчивая, но и отходчивая. Она повернулась к Леньке и Димке. - Ему можно верить?
- Он - парень слова, - сказал Ленька.
- Но иногда на него находит, - предупредил Димка. - Вот как сейчас. Он просто неуправляемым становится. Может, он и сам не хотел, но... но... но, что называется, само выскочило.
Даша опять кивнула.
- Я это учту на будущее. Подождите пять минут, я спрошу у отца, можно ли мне вас пригласить. Я думаю, он не будет против, но узнать все равно надо.
И она исчезла в подъезде.
- Ну, знаешь, Юрка... - сказал Димка.
- Нам ещё повезло, что никто тебя не видел - и никто не выскочил, когда этот балкончик загрохотал, - сказал Ленька. - Иначе бы нам всем надрали уши, по твоей милости!
- Да ладно, ребята! - Юрка, оправившись от растерянности и смущения, опять был на взводе. - Не это главное! Вы понимаете, что происходит? Дашкин отец всю войну провел в Берлине, привез два "опеля", "в благодарность", после войны ещё куда-то надолго уезжал... Вы представляете себе, встреча с каким человеком нам предстоит? Ради этого можно было ещё и не такое выкинуть!
- Только больше не надо! - поспешно сказал Ленька.
- Разумеется, не буду, раз обещал, - заверил Юрка.
- Вот так! - Димка не мог сдержать торжества. - А вы мне верить не хотели!
Его торжество было даже большим, чем могли представить его друзья почему, мы знаем.
- Главное, чтобы теперь Дашин отец нас принял, - сказал Юрка. - Я просто фантастические рассказы предвкушаю!
Из подъезда выскочила Даша - растерянная донельзя.
- Ребята!.. Я даже не знаю!..
- Что такое? - друзья почувствовали такое разочарование, что хоть стой, хоть падай. - Отец не позволил нас пригласить?
- Нет, отца просто нет дома.
- Так разве он... - начал Димка - и осекся. Он хотел спросить: "...разве он не собирался с утра на охоту?" - но это означало бы выдать себя.
- Хочешь узнать, разве он не на работе? Так он почти не работает теперь, только консультирует! И сегодня он твердо собирался быть дома!.. И, главное, не только отца нет - ещё и Старбус пропал!
- Старбус? - недоуменно переспросили ребята.
- Да, это ружье такое! Старбус - знаменитый шведский оружейник, его ружье - украшение любой коллекции!
- Но если он охотник и уехал с ружьем... - начал Юрка.
- Ты не понимаешь! Объясняю вам, Старбус - это коллекционное ружье, ему ведь около трехсот лет, отец никогда не выносил его их дома. На охоту он брал другие ружья, тоже очень качественные, но намного дешевле. Таким ружьем рисковать нельзя. И есть ещё странности...
- Какие? - спросил Юрка.
- Похоже, отец перед уходом что-то сжигал... какие-то бумаги, - Даша смотрела на друзей почти виновато. - Ребята, я волнуюсь. Понимаете, по большому счету, все это пустяки, и, наверно, все легко объяснится, но это настолько не похоже на отца... Вы даже не представляете, насколько не похоже и насколько не в его привычках. А в милицию звонить - глупо.
- Послушай... - предложил Юрка. - Давай мы поднимемся к тебе и сами все поглядим. Ты не против? Может, мы сумеем тебя успокоить. И вообще, поддержим, чтобы ты не была одна. Ведь если твоего отца нет дома - ты имеешь полное право пригласить нас, так?
Даша подумала немного - и согласилась.
- Пошли. Мне и правда не будет так страшно и одиноко.
Они поднялись на четвертый этаж, Даша отперла дверь квартиры.
- Входите... Ой!
Ребята успели только разглядеть стремительную черную тень - и услышали звон разбитого стекла, будто кто-то отлетел прямо в окно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОЖЖЕННАЯ ФОТОГРАФИЯ
- Фу-у-у!.. - Даша вздохнула с облегчением. - Это кот, который живет на чердаке. Мы с папой его подкармливаем. Но что он там натворил? И почему он ждал возле двери? Обычно он как приходит в окно, так и уходит.
- Странно, что он тебя испугался, раз ты постоянно его кормишь, заметил Ленька.
- Скорей всего, он не меня испугался, а вас, - возразила Даша. И прошла на кухню, друзья - за ней следом.
На кухне обнаружился легкий беспорядок - перевернутое блюдце со сметаной и какие-то осколки, отливающие то розовым, то зеленоватым, в зависимости от того, как волновавшаяся под ветерком в открытом окне занавеска на секунду прятала их в тень и на следующую секунду опять приоткрывала прямым солнечным лучам.
Даша горестно ахнула, опустившись перед осколками на колени.
- Васька, паршивец! И как ты мог... Лучше бы ты окно разбил! Это ж была память о маме...
- А что это было такое? - спросил Димка.
- Венецианское стекло, стилизация под древнеримские изделия. То ли маленькая вазочка, то ли флакончик для туалетной воды, у которого затычка потерялась. Мы использовали как вазочку - для фиалок, для ландышей, для маленьких таких цветов, понимаете... Стекло было такое тонкое - и при этом радужное, чуть-чуть подцвеченное, чтобы переливы были заметней. Говорили, что очень ценная вещь, но главное - это была память о маме... Но странно, добавила Даша, поднимаясь с колен, - что отец оставил её на кухонном столе. Она всегда стояла так, чтобы её было невозможно случайно смахнуть и разбить...