— Да, да, я знаю, но факты — вещь упрямая, они сами за себя говорят.
— По-твоему, мы все под подозрением? — спросил Сергей.
— По логике так и есть, за исключением Ждановича.
— Любопытно, ты и меня подозреваешь?
В ответ Генрих пожал плечами и произнес:
— А почему бы и нет?
— Шутить изволишь?
— При чем тут шутки, когда на кону вопрос жизни и смерти, — взволнованно заявил Штайнер.
— Ну, знаешь, так мы далеко зайдем.
Орлов встал со скамейки и пошел прочь.
— Обиделся, — прошептал задумчиво Генрих.
Генрих пришел на стоянку самолетов, его уныло, с виноватым видом встретил техник Митин:
— Ваня, ты почему здесь, ведь ты болен?
— Я услышал о происшествии и пришел посмотреть самолет, — покашливая, сообщил техник.
— Не волнуйся, Ваня. Тебя никто не подозревает, так что иди домой и лечись. Ты мне здоровым нужен. Чтобы через три дня был на работе как свежий огурчик, ступай.
— Есть, товарищ командир, — ответил техник и ушел.
Генрих проследовал в штаб. На пороге его встретил дежурный.
— Штайнер, ты слышал новость?
— Какую еще новость?
— В камере ОГПУ арестованный техник покончил с собой.
Генрих был потрясен. Немного подумав, он обратился к дежурному:
— Слушай, Петров, дай мне срочно дежурную машину, мне в город надо.
— Хорошо, — произнес дежурный и добавил: — Прошу долго не задерживать машину.
— Спасибо, ты настоящий друг.
Генрих заскочил в кабину автомобиля и крикнул водителю: — Давай в город, и быстрей!
Водитель резко рванул с места. Набрав предельную скорость, он доставил его в город. Выйдя из автомобиля за квартал от ОГПУ, Генрих быстро добрался до места. Дежурный проводил его в кабинет Ждановича.
— Заходи, Генрих, рад тебя видеть, — сказал хозяин кабинета, увидев гостя.
— Георгий Михайлович, это правда?
— Да, Генрих! Сегодня утром нашли его повешенным. Сам он этого сделать бы не смог. Кто-то ему помог?
— Да вы что? В вашем-то учреждении! — удивился летчик.
— Сам не понимаю, кадры работают проверенные. Сейчас всю конвойную смену вместе с начальником арестовали. Следователь к делу подключился. Завелась какая-то паршивая овца. Ты что стоишь? Присаживайся!
— Некогда мне здесь рассиживаться. Меня ждут дела.
— Да подожди ты со своими делами. Тут только что Орлов был. Обижается на тебя. Он говорит, что ты его подозреваешь. Ты не прав — Орлов наш сотрудник. Я запрещаю делать преждевременные выводы, так можно дров наломать. Понял?
— Понял, Георгий Михайлович. Это я так, к этому меня привело логическое умозаключение.
Жданович с недовольным видом смотрел на Генриха и поморщился:
— Не привело, а подвело. В людях надо разбираться, Штайнер, — хмуро произнес чекист.
Неожиданно зазвонил телефон. Хозяин кабинета поднял трубку и выслушал.
— Хорошо, сейчас буду, — ответил Жданович и продолжил: — Все, мне пора к следователю. А ты иди и запомни, что я тебе здесь говорил.
ГЛАВА 6
Таинственное двухэтажное здание ОГПУ находилось в центре города Ливенска. Фасадная часть здания выходила на центральную улицу, а ее двор и небольшая тюрьма располагались за зданием, в тыльной ее части. С двух сторон к зданию примыкал глухой каменный забор, который и опоясывал всю территорию этого заведения площадью полгектара. Трехэтажная кирпичная тюрьма была старой постройки, на окнах имелись прочные решетки, которые не оставляли никаких шансов обитателям этого заведения сбежать. В следственной комнате производился допрос арестованного охранника. Следователь Земцов, крепкий мужчина средних лет, сурово смотрел на арестованного Казымова и говорил:
— Я тебя предупреждаю в последний раз, Рахим: если ты всю правду не расскажешь, то я тебя, как врага народа, лично расстреляю вот из этого нагана.
— Гражданин следователь, я боюсь. Мне и моей семье угрожают. Накануне моя дочь пропала, она не вернулась из школы. Мне подкинули записку с угрозой: если я все расскажу, то дочь свою больше не увижу.
— Врешь, Казымов! Ты все врешь! — возмущенно воскликнул следователь.
Дверь открылась, и вошел Жданович. Земцов встал.
— Сиди, сиди, Степан, я послушаю, что этот басмач говорит.
Арестованный Казымов повернулся к вошедшему начальнику и обиженно произнес:
— Эх, гражданин Жданович, я специально, что ли, меня заставили под угрозой смерти моих близких людей.
Жданович сердито спросил:
— За что ты человека убил, басмач недобитый? Если сейчас все не расскажешь, то я тебя расстреляю, мне дано такое право. Твою жену и детей, как семью врага народа, мы отправим на север по этапу, и вряд ли они выживут в этой холодной и голодной северной тундре.
Узбек Казымов покраснел. Он смотрел на начальника, и из глаз его потекли слезы.
— Ты меня на жалость не бери, Казымов, я тоже человек. Если все честно расскажешь, то семью мы не тронем. В этом случае тебя отдадим под трибунал, он учтет твое откровенное раскаяние, и, может быть, тебя не расстреляют. Сейчас все зависит от тебя, Рахим.
— Хорошо, гражданин начальник. Я все расскажу.
Казымов вытер рукавом гимнастерки слезы на щеках и попросил воды. Следователь Земцов налил ему стакан воды из графина. Подследственный с жадностью выпил воду и начал свой рассказ:
— Жил я раньше в теплых краях, в моей далекой Родине. Хозяин был местный бай. Он относился ко мне хорошо и сделал меня управляющим его имением. Я обзавелся семьей, своим домом и хозяйством, жил неплохо. У хозяина был молодой друг, подпоручик Альфред Бергер. Он часто приезжал к нему в гости. Они пировали, ездили на лошадях, охотились. Однажды я организовал им охоту на волков. Мне тоже пришлось вместе с ними участвовать, но произошла беда. Я недоглядел, и по моей вине хозяин попал под выстрелы охотников и погиб. Родственники хозяина хотели меня растерзать. Я благодарен Бергеру, который вступился за меня и забрал мою семью к себе в имение. Так я оказался здесь, работал у него в хозяйстве. Когда началась революция, он уехал к себе на родину, в Германию, а его имение разграбили. Потом он вдруг объявился и сообщил мне, чтобы я молчал и о нем никому не рассказывал. Прошло два года, и он опять пришел ко мне домой и попросил помощи, ведь я был его должником. Я согласился и минувшей ночью во время дежурства задушил техника. Вот и все.
— Где его можно найти? — спросил Жданович.
— Не знаю. Он ушел и больше не появлялся. Бергер предупредил меня, чтобы я его не искал, если ему нужно будет, то он сам объявится.
— А теперь, Рахим, опиши его внешние данные.
Казымов, как мог, описывал внешние данные своего бывшего хозяина. Жданович слушал подследственного, и его воображение мысленно рисовало образ Бергера. На миг он поймал себя на мысли, что отличительные черты подпоручика ему кого то напоминают.
«Уж больно знакомый образ. Где я мог видеть его?» — размышлял он.
Отдаленная слабая догадка стала возникать в его сознании. Думая об этом, Жданович встревожился, и холодный пот проступил на лбу. Он откинул эту назойливую мысль, пытаясь нацелить логику своих размышлений в другом направлении, но этот навязчивый образ вновь и вновь возникал в его сознании.
— С ума можно сойти! — произнес он.
— Что случилось? — отреагировал Земцов.
— Ничего, ничего, Степан, это я так, не дают покоя голове разные мысли.
— А-а-а, бывает, — в недоумении произнес следователь.
Жданович вышел из следственной комнаты и направился в свой кабинет. Пройдя через внутренний двор, он вошел в главное здание своего учреждения и спустя минуту открыл дверь в кабинет. Тот, кого он неожиданно увидел там, заставил его на миг растеряться. Еще толком не понимая своих действий, а скорее подчиняясь импульсу внезапно охватившего его волнения и догадки, Жданович выхватил свой наган и направил его на гостя.
— Руки вверх, Бергер! Казымов во всем признался.
Гость вдруг вздрогнул и навскидку дважды выстрелил в вошедшего начальника, который, падая, успел произвести ответный выстрел. Бергер, раненный в плечо, тут же распахнув окно, стремительно выпрыгнул со второго этажа. Охрана и сотрудники ОГПУ, услышав выстрелы, прибежали, но виновник уже исчез, началось преследование, но безуспешно.