Черный дух все время бормотал, и Спет слегка встревожился при мысли, что он причинит им несчастье своими заклинаниями, ибо у этого духа замыслы могут быть не теми же, что у дружественных бурых духов.
— Спет, поднимайся с нами по лестнице. Там, внутри, сухо. Не смотри так, бояться больше нечего. Мы войдем туда и закроем двери, и вода не попадет к нам. Идем, Спет!
Черный дух вдруг спрыгнул по лестнице вниз со странным воплем:
— А-аа-ййй… Он превращается в водоросль! Скорее вытащите его из воды! На помощь!
Дух с черной кожей и белым лицом, должно быть, хотел утащить его к себе в темную страну. Крича, он сбегал по лестнице к Спету. Слишком поздно: Спет знал, что безопасно попадет в туманную страну утонувших вместе с пришедшими за ним дружественными духами. Он почувствовал, как его ноги укореняются в грязи, как корни уходят все глубже, и его охватила горячая радость, когда он понял, что это так и нужно, что это нужнее и естественнее, чем превращение в высокого, унылого Старшего.
Он ощущал недостаток воздуха и задыхался, втягивая его в легкие. Как раз в тот миг, когда крючковатые пальцы черного духа вцепились ему в шею, Спет набрал достаточно воздуха и наклонился, окунаясь в темную, ласковую воду, уходя прочь от болезненной красоты яркого света и движущихся форм. Вода сомкнулась над ним, и звуки исчезли.
Он еще чувствовал костлявую руку черного духа у себя на шее, но успел увидеть и бегущих к нему бурых и знал, что они не позволят причинить ему вред… а потому оставил всякие страхи и наклонился глубже в темноту, и погрузил руки с растопыренными пальцами глубоко в грязь, и охватил ими себя за лодыжки, словно всегда знал, как это делается. Пальцы сомкнулись, и разжать их было уже нельзя. Они никогда не разомкнутся больше.
Он ощутил мягкий толчок, когда первая волна разлива прошла над ним; и он позабыл обо всем и со смешанным чувством ужаса и уверенности в том, что поступает правильно, открыл рот и глубоко вдохнул холодную воду.
Все мысли оборвались. Как только вода ворвалась ему в легкие, окоренившееся водяное существо — давно забытая взрослая форма Спетова вида — начала вести лишенную мыслей, псевдорастительную жизнь. И его внешность изменилась.
Первая волна разлива почти достигла порога входа в корабль. Она захлестнула двоих инженеров, тащивших в дверь третьего, кричащего человека, но в самый корабль она не попала, а когда прошла, то трое людей еще были на лестнице. Один из них ударил кричавшего, и они внесли его внутрь.
У Уинтона некоторое время была истерика, но Гендерсон казался вполне нормальным. Он хорошо работал и разумно составил короткий отчет для Комитета по исследованию планет, а когда вода сошла, он руководил очисткой дюз от грязи и перезарядкой камер сгорания, и все это — без всяких признаков нарушении в логике.
Он не хотел говорить ни с кем из туземцев и уходил в корабль, когда они появлялись.
При отлете с планеты Уинтон был еще сильно возбужден, но в пространстве успокоился и выздоровел. Но он не хотел говорить о случившемся. Гендерсон казался вполне нормальным, и Чарли тщательно умалчивал о том, что старший инженер держит в машинном отделении за стеклянной загородкой большой куст.
С этого времени Гендерсона стали считать немного чудаком. На большие лайнеры его решаются брать, так как гам есть и другие инженеры на случай, если он вдруг свихнется.
У него всегда есть работа, но куда бы он ни летел, он всегда берет с собою огромный куст в горшке, и ставит его в машинном отделении, и ухаживает за ним, и угощает водой и удобрениями. Товарищи никогда не шутят с ним на эту тему, так как это небезопасно.
Когда Гендерсон остается один или думает, что один, он разговаривает со своим кустом. Разговаривает ласково и убедительно. Но куст никогда ему не отвечает.
Они с Чарли сталкиваются иногда, когда их корабли оказываются в доке одного и того же космопорта, на одной и той же планете. Они пьют и шутят вместе, но Чарли следит, чтобы никогда не очутиться на одном корабле с Гендерсоном. При виде Гендерсона рядом с его кустом он нервничает.
Это не тот куст, но он никогда не скажет Гендерсону об этом.
