Я оглянулась. В дверях комнаты, в проеме яркого с непривычки света, падавшего из прихожей, стоял мужчина лет под тридцать в дубленке нараспашку. И смотрел прямо на нас, на Вадика и на меня.
– Дядя, – оторвав свою щеку от меня, сказал Вадик пьяно, – что ты здесь делаешь?
«Дядя» гаркнул весело: «Здравствуйте, детишки», и направился к нам, протянул мне руку:
– Игорь. Дядя Вадика.
– Ольга, – сказала я кокетливо и вдруг поняла, что, хотя я уже не танцую, а стою на месте, комната продолжает кружиться у меня перед глазами. И еще я поняла, что меня уже не подташнивает, а тошнит. – Пора расходиться, – сказала я сдавленно. – До свидания, мальчики, до свидания, девочки, до свидания, дядя!
И я кинулась почти бегом к дверям квартиры: не хватало еще только, чтобы меня вытошнило прямо на глазах у этого дяди!
Я ринулась вниз по лестнице, из подъезда, в снег. За моей спиной неслись крики Вадима: «Постой! Ничего не кончилось! Ты не поняла! Дядя просто так зашел!» Это он, к счастью, ничего не понял, Вадим. Я содрогалась от рвоты.
Когда болезненные рывки внутри меня прекратились, я замела ногой снег на отвратительное пятно – хорошо, что Вадиковы соседушки уже спят и никто, похоже, меня не видит! – и тут в поле моего зрения, на фоне белого снега, появилась рука в рыжем дубленочном рукаве и протянула мне чистый платок.
Я повернулась. «Дядя Игорь»» стоял у меня за спиной, без улыбки и без заигрывания, но и не хмуро смотрел на меня.
– Все в порядке? – спросил он меня спокойно.
Я кивнула.
– Тебе надо что-нибудь выпить, чтобы убрать неприятный вкус во рту, – сказал он. – Садись. – И он открыл дверцу машины, которая стояла тут же, у подъезда.
Меня бил озноб. Я хотела спросить, куда он собирается меня везти, но у меня не было сил. Он был не посторонний человек, все-таки дядя Вадима, и я доверилась его опеке. Не домой же мне было, в самом деле, идти на глаза к маме. Она потом полночи будет валокордин пить.
А приехали мы в ресторан. В такой ресторан, который я только в кино видела. Я даже не знала, что в Москве такие существуют – уже.
Сначала подлетел гардеробщик и снял с меня мою старую позорную шубу – будто дорогой подарок развернул, бережно и осторожно. Потом подошел другой человек в галстуке-бабочке, сказал: «Добро пожаловать», и повел нас наверх по лестнице, устланной ковром. Сверху доносились музыка и вкусные запахи.
Зал был полон цветов в вазах. Играл оркестр. На площадке перед ним топтался разодетый танцующий народ.
Человек в галстуке-бабочке провел нас за столик, и его сменил усердный официант. Только теперь до меня дошло, что Игоря здесь знают: здороваются с почтением, которое не афишируется, но чувствуется. Он заказал себе какую-то еду, а мне… чаю с лимоном. Но мне ничего другого и не хотелось в тот момент, с этим он угадал.
Я выпила два стакана, приходя в себя и рассеянно глядя на танцующих. Игорь изредка говорил что-то ненавязчивое. Он объяснил, что зашел к Вадику просто так, потому что был рядом, через два дома, у каких-то знакомых, и решил заглянуть к старшему брату, коим ему приходится отец Вадима. Еще он сказал, что пить вредно, вернее, пить вообще-то не вредно, но вот напиваться точно вредно. Потом стал объяснять, в какой момент нужно остановиться, чтобы не получилось слишком поздно. Затем спрашивал про школу, про то, что я собираюсь после школы делать (Что? Я сама не знала…), говорил про иностранные языки, про новое поколение, про рыночную экономику… Я смотрела на него и думала о том, что он относится к тому редкому типу блондинов, у которых волосы вьются мелко, как у негра, отчего его русый и курчавый ежик стойко торчал без всяких лаков, придавая лицу Игоря голливудский шик. Серые глаза смотрели мягко, улыбка лучилась обаянием и от ямочки на подбородке веяло добродушием… Симпатичный мужик, одним словом.
Я засыпала. Тепло от горячего чая разлилось по телу, озноб исчез, боль от спазмов уже прошла, нервничать я тоже перестала, ну глаза и стали закрываться.
Игорь отвез меня домой и попрощался перед моим подъездом. Он ни на что не намекал, не просил свиданий, ни номера телефона, наоборот – он меня поблагодарил за вечер, как будто я его осчастливила тем, что меня стошнило на его глазах… Чудной!
А потом…
Примерно через неделю он появился у меня на пути от школы к дому. Он топтался на снегу, поджидая меня, и я узнала его издалека, его дубленку, его русый ежик и его машину, припаркованную рядом. Это были белые «Жигули», вероятно, последней модели, я в них не разбираюсь.
Он мне улыбнулся и шагнул навстречу.
– Как ты? – спросил он.
– Хорошо, спасибо.
Девочка-прилежница – это я. Глазки опустила и слегка покраснела.
– Чувствуешь себя нормально?
«Тоже мне Красный Крест, – думаю. – Примчался узнать о моем здоровье!»
– Нормально.
И иду себе, не сбавляя шага. Он за мной.
– Я, – говорит, – не хочу, чтобы ты обо мне плохо думала…
– С чего это мне… – вскинула я глаза.
– Погоди, не перебивай! Я принес тебе маленький подарок, он ждет тебя дома. Я твоей маме отдал.
– Подарок? Маме? И что она сказала?!
– Не волнуйся, я представился как посыльный.
Я с сомнением окинула его взглядом. Посыльный. В дубленке, без шапки (из машины-то можно себе позволить пройти десять метров по морозу!), с запахом дорогого одеколона и с холеной бритой мордой, красивый молодой мужик… Бедная моя мама! Сколько валокордина она уже проглотила?
– Посыльный – от кого?
– Я сказал – не знаю. Сказал – велено доставить по вашему адресу для Ольги Самариной.
– Глупость сделали. Моя мама к таким вещам не привыкла, ее инфаркт может хватить. И, собственно, с какой это стати мне подарки? От вас?
– Видишь ли, Оля… – Он слегка сконфузился. – Я такой человек… Импульсивный, что ли… Ты – красивая девочка, мне попалась красивая вещица, как раз для тебя… Я не устоял. Ты не должна думать ничего плохого, из этого ровно ничего не следует. Этим я себе лично доставил удовольствие и прошу тебя – очень прошу – не отказываться… Мне это ничего не стоит, и тебя, повторяю, ни к чему не обязывает… Ладно?
– Посмотрим, – сухо ответила я. – А адрес мой у вас откуда? Вадька снабдил?
Я была не на шутку сурова. Я очень старалась. Очень старалась не показать, что мне понравилось, что мне дарят подарок.
Мы были уже возле моего подъезда. Он мне протянул руку, даже целоваться не полез. Я пожала и быстро ушла. Как там мама, бедняжка, после «посыльного»?
Мама сидела в большой комнате и созерцала здоровенный пакет в подарочной бумаге. Такую бумагу я видела впервые в жизни: красная, с вытисненными на ней золотыми колокольчиками и свечками с золотыми огоньками. Мама сидела, уставившись на этот пакет, не смея, видимо, к нему прикоснуться.
– Аленка! – сказала она испуганно, будто внутри могла быть спрятана бомба. – Что это?
– Не знаю, – сказала я. – Один придурок прислал мне подарок.
– И что в нем? – с еще большим испугом спросила мама.
– Давай посмотрим, – предложила я.
Я долго бережно разворачивала нарядную обертку, стараясь не порвать в тех местах, где были склейки скотчем – бумажечку эту я положила потом в шкаф, мало ли, пригодится еще что-нибудь завернуть. Под ней была еще другая, мягкая светлая бумага. Развернули и эту, уже не церемонясь.
И ахнули обе, и упали на стулья по разные стороны стола.
На столе легкой пушистой горкой лежала шуба из голубых песцов.
Только вот не надо, пожалуйста, мне говорить, что это уже было – шубы в подарок. Что вы про это читали и в кино видели. Я же не виновата, что они шубы дарят. Такое было, видимо, поветрие в те годы… Или, может, им просто воображения не хватало – денег хватало, а воображения нет? Или, наоборот, девушкам повально не хватало шуб? Не знаю. Но я вам рассказываю как есть. Подарили шубу – я так и пишу: шубу. Не врать же?