— Друганы, к Косте Кинчеву[8] обращайтесь! Он мне сам пару тикетов по старой дружбе продал!
Наконец они пробились сквозь толпу молодежи, одетой так, как требовал этикет — балахоны, банданы поверх голов или повязанные на руках, куртки-косухи, серьги и браслеты, значки и всякие висюльки с символикой любимой группы. Все — возбужденные от предвкушения встречи с кумирами, говорили голосами подчеркнуто резкими, вызывающими. Кто-то заливисто смеялся, и Ленька о таких говорил Володе: «Гляди, под дурью приперлись! Ну, будет сегоднячко ништяк!»
Володе было неловко. Он любил «Алису», но никогда не был на концертах этой группы — родители не могли себе позволить выделить из семейного бюджета нужную сумму на билет. Возможно, мама не хотела, чтобы Володя пошел на концерт рок-музыки, которую она и за музыку-то не считала. И вот сейчас здесь, среди агрессивных, кривляющихся алисоманов, Володя чувствовал себя очень одиноко. Казалось, вот-вот к нему подойдут, потребуют назвать хотя бы пять альбомов «Алисы», а если он не назовет их, его станут бить.
Кошмарик будто понял его состояние. Он догадался, почему его другая вдруг сник, «слинял», поэтому потащил его к прилавку, где продавали вещи с атрибутикой «Алисы», кассеты концертов этой группы.
— Сейчас мы будем делать из тебя ништякового алисомана! — пообещал Ленька и выбрал самый лучший и самый дорогой бандан, повязал его на голову смущенному Володе, на грудь повесил купленный медальон, а на запястье закрепил тяжелый браслет из железа. Он заявил, что другу очень подошла бы серьга и он бы с радостью купил ее, но у Володи в ухе нет дырки. Тот по этому поводу не слишком огорчился и, преображенный, ставший с виду настоящим алисоманом, пошел за Кошмариком в зал, потому что звонок уже звал зрителей занять места.
Публика уже свистела, приглашая музыкантов к действу. Занавес не закрывал сцену, и можно было видеть приготовленные к концерту инструменты, усилители с уже зажженными сигнальными лампочками. Над всем этим хозяйством полоскался портрет Кинчева, напечатанный на красной тряпке. Свист и вопли в зале все усиливались. Зрители, топая ногами, скандировали:
— Чер-на-я мет-ка-а! Чер-на-я мет-ка-а!
Кошмарик, сидевший рядом с Володей, похоже, кричал и топал громче всех. Сегодня он ощущал себя, наверное, куда более крутым, чем сам лидер «Алисы». Но вот появились музыканты, и зал просто взревел от восторга. Не было лишь Кости Кинчева, и толпа стала орать:
— Кин-чев! Кин-чев!!
Рев толпы перекрыл усиленный тысячекратно гитарный аккорд, после чего все увидели, как полотнище с физиономией Кинчева каким-то неведомым способом разорвалось посредине, из дыры выпала веревочная лестница, показалась чья-то нога, оказавшаяся ногой неподражаемого лидера «Алисы», который собственной персоной явился перед обожателями, повскакивавшими с мест и принявшимися размахивать в знак приветствия снятыми с себя куртками, балахонами, банданами. Костя же, не спеша спускаться вниз, запел, находясь на высоте метрах в семи от сцены. Зал завизжал, заревел, застонал, застучал, загорелись зажигалки, бенгальские свечи — народ упал в пучину, называемую музыкой «Алисы».
Чем дольше Володя находился в атмосфере жесткого рока, когда хрипение и рев искаженных дисторберами и дисторшинами гитар были похожи на звук самолетных турбин и, казалось, могли вырвать внутренности, тем больше ему становилось не по себе. Дома он любил слушать музыку, включив громкость на всю катушку. Но здесь страшная, какая-то сатанинская музыка соединилась с видом сотен беснующихся, точно подчиненных дьявольской воле людей. Володя ощущал энергию, которую выплескивали на него все эти извивающиеся в экстазе тела, делая его самого маленьким, ничтожным, скрюченным до размера раздавленного червяка, букашки. Все в этом зале походило на то, что случилось с ним на горе: конечно, там никто не орал и не размахивал руками, но так же упорно и жестоко покушался на его личность.
Закончилось первое отделение, и алисоманы, возбужденные, еще не сбросившие с себя чары бесовской музыки, взъерошенные, с горящими глазами, повалили из зала в холл, чтобы немного поостыть, влить в себя какой-нибудь колы или «Спрайта», покурить. Кошмарик тоже был возбужден — шел, подергивая плечами, изображая руками работу барабанщика, но, увидев, что Володя находится в ином расположении духа, удивленно и с недовольством воззрился на него:
— Ты, другая, че, не затащила, что ли, «Алиса»?
— Да так… — неопределенно сказал Володя, которому не хотелось обижать друга, искренне хотевшего доставить ему удовольствие.