Тем временем Клаудия тараторила, воспевая прелести Санкт-Генриха.
- В прошлом году у нас открылась кондитерская лавка. Кондитер приехал из самого Мюнхена! Там подают вкуснейший горячий шоколад, - с упоением рассказывала девушка. - Правда, я его никогда не пробовала, но запах там стоит отменный.
Сердце Идана сжалось от этих слов. Его детство было небогатым, но отец любил баловать мальчика игрушками и сластями.
"Надо будет угостить её шоколадом..." - подумал Идан, он откровенно наслаждался обществом Клаудии, девушка напоминала ему сестру, которой у него никогда не было. Его мать умерла вскоре после родов, а отец так и не решился жениться снова. Страх потерять близкого человека заставлял Идана отодвигать решение о женитьбе. Хоть его дом и осаждали полчища матерей, чьи дочери были на выданье.
"Правда, после потери мастерской, невест заметно поубавилось..." - с горечью подумал парень. В таких раздумьях Идан доехал почти до самого конца улицы, когда их обогнал другой экипаж. Пара замечательных вороных коней в дорогой упряжи, везли изысканную повозку из чёрного лакированного дерева. Сиденья в повозке были отделаны алой мягкой кожей, какой Идан не видел ни разу в жизни. В повозке сидела элегантная дама лет тридцати пяти в дорогом дорожном платье из тёмно бардовой материи.
Дама заметила Идана и приветствовала его холодным кивком вежливости, мгновенно отведя взгляд куда-то вдаль. Идан запоздало кивнул в ответ, но дама уже не смотрела в его сторону.
"Я должен догнать её и поздороваться..." - подумал парень, и встряхнул вожжи. Марта ускорила шаг, стараясь нагнать вороную пару, но это было ей не по силам. Идан уже отчаялся увидеть незнакомку ещё раз, когда голос подала Клаудия:
- Скорее всего она едет в особняк Остхофф.
- Откуда ты знаешь?
- В этом городке больше нет роскошных домов, достойных такой дамы, - Клаудия пожала плечами.
- Покажешь?
- Конечно, гер друг, - Клаудия заметно погрустнела, но Идан не придал значения этому, мало ли что в голове у сиротки.
...
Особняк Остхофф расположился чуть за городом, вдали от шума, грязи и любопытных глаз. К нему вела мощённая камнем дорога, украшенная цветущими кустарниками и клумбами на подъезде к дому. Идан остановил лошадь чуть поотдаль, наблюдая, как слуги разгружают багаж незнакомки.
- Дитя, ты не знаешь, кто она? - спросил он у Клаудии.
- Нет, гер друг. Этот особняк долго пустовал, в нём жили только несколько слуг.
- Заметно, территория ухоженная, и выглядит обжитой, - Идан нервно оглядывался по сторонам, решая, что делать дальше.
- Сколько я себя помню, здесь не бывал никто из господ, - Клаудия задумчиво посмотрела в небо, будто там можно было что-то прочесть. - Говорят гер Остхофф умер от неизвестной болезни, зачах в расцвете лет. Его жена не подарила ему отпрысков, а куда пропала она сама, никто не знает.
- И когда это было? - поинтересовался Идан.
- Не знаю, гер друг. Очень много лет назад, те кто видел господина Остхоффа уже, наверное, преставились.
- А кем был этот гер Остхофф?
- Гер Остхофф основал наш город, он построил здесь лесопилку, - Клаудия усмехнулась, словно Идан спросил несусветную нелепицу.
- Лесопилка ещё работает?
- Конечно, иначе бы здесь не было ничего! - воскликнула она, улыбаясь ещё шире. - Ты должен взглянуть на нашу лесопилку, гер друг!
Клаудия, кажется, была рада придумать предлог, чтобы увести Идана подальше от особняка. Но его тянуло туда не только желание поздороваться с прекрасной незнакомкой.
Увидев это величественное каменное строение, увитое плющом и диким виноградом, он вспомнил предсмертные слова отца.
Вдруг в памяти всплыла родительская спальня, так чётко, до мельчайших деталей. Он готов был поспорить, что вспомнил даже резной узор на деревянном потолке и рисунок на турецком ковре. Перед его взором лежал пожилой человек, очень похожий на самого Идана, только седой и увядший.
Отца звали Эктор Бауэр, он всю свою жизнь работал часовых дел мастером и владел самой успешной мастерской в Мюнхене. Но к пятидесяти годам его поразила тяжёлая болезнь, которая забрала его острое зрение, незаурядный ум, и уничтожила руки. Почти десять лет он прожил в мучениях и, похоже, настал час ему освободиться от гнёта недуга.
Идан не всегда понимал, говорит ли отец в трезвом рассудке или находится в плену видений. Но на сей раз он видел свет разума в его глазах, и внимал каждому слову.
- Сынок, я должен рассказать тебе одну историю, пока ещё могу, - сказал Эктор.
- Слушаю тебя, отец, - Идан встал на колени рядом с отеческим ложем.
- Пожалуйста отнесись к этому со всей серьёзностью, - старик говорил тихо, и иногда замолкал, не договорив мысль. - Это может решить твою дальнейшую судьбу.
- Я весь внимание, - кивнул Идан.
- Я знаю, что дела в нашей мастерской идут неважно. Мы много задолжали из-за моей болезни. И как только дух покинет моё бренное тело, налетят стервятники, и наше имущество пойдёт с молотка. Но для тебя я открыл специальный счёт, когда ты родился и эти деньги никто не сможет отобрать у тебя. Мой юрист даст тебе всю нужную информацию, ты отправишься в Вену и снимешь деньги со счёта, когда тебе исполнится 21 год. Используй эти деньги чтобы найти... - он вдруг замолчал, его взор, вдруг, затуманился, и упёрся в одну точку на противоположной стене.
"Как же это больно, видеть муки этого святого человека..." - подумал Идан, он любил отца, и очень страдал, что не может облегчить его мучения.
- Отец, не уходи в себя! - позвал Идан. - Для чего мне эти деньги?
Некоторое время Эктор ещё смотрел в одну точку, но что-то внутри него снова включилось и глаза засветились опять.
- Кажется я потерял мысль... Напомни о чём я говорил, сынок, - он нащупал рукой ладонь сына и крепко сжал её.
- Ты говорил о деньгах со счёта в Вене.
Свет понимания озарил лицо старика, и он быстро продолжил, страшась снова отвлечься:
- Сынок, ты должен поехать в Санкт-Генрих и отыскать там след "часов дьявола", - голос его скрипел от волнения.
- Ты думаешь они реально существуют? - Идан недоверчиво посмотрел на отца.
- Я не думаю, я уверен. Мне довелось видеть их своими глазами, - костлявая рука с покрученными болезнью суставами сжала ладонь Идана ещё сильнее.
- Не может быть! - воскликнул Идан, по его мнению отец уже частично утратил рассудок, и уходит в мир фантазий.
- Не перебивай меня! - вдруг, закричал старик, вены на его тощей шее вздулись от напряжения.
Идан невольно вздрогнул от такой резкой смены настроения у отца, но смолчал, и дальше слушал без лишних слов.
- Я со своей матерью переехал туда из Мюнхена вместе другими слугами господина Остхоффа. Он был авантюристом и хорошим дельцом, который смог узреть золотую жилу в тех дремучих лесах. Город был основан на ровном месте, и, буквально, за год расцвёл на глазах. Мы жили припеваючи в доме для слуг, который находился по соседству с особняком Остхоффа. И я частенько бродил по его роскошным коридорам и комнатам, воображая, что я их хозяин. Но однажды гер Остхофф уехал в путешествие в Англию, а вернулся с темноволосой прекрасной женой. Даже будучи ребёнком, я понимал, что она исключительно красива. Лицо будто фарфоровое, ни одной морщинки или прыщика. Губы алые, точь в точь ягоды малины, а глаза пронзительной голубизны, как ясное небо в январе. Гер Остхофф в скором времени запретил слугам входить в дом без повода, это было разрешено только в отведённое время. Служанки сплетничали, что гер Остхофф старается осеменить новую жену, чтобы она поскорее принесла ему наследников. Я был мал, мне стало интересно, что такое - "осеменить". Из любопытства я пробрался в особняк однажды, и затаился там. Я стал свидетелем неприятной для меня сцены. Мне казалось, что гер Остхофф обижает свою супругу, - старик горько усмехнулся. - И только спустя годы я понял, что это были их любовные игры. Это событие глубоко залегло в мою детскую душу, и я раз за разом старался снова спрятаться там и подсмотреть. Но однажды я попался, меня поймала его жена. Она не ругалась, просто спросила, что я делаю в их доме. Тогда я и приметил эти удивительные часы, стоящие на каминной полке, - он протянул руку перд собой, будто касаясь призрачного видения. - Они были выполнены из чёрного камня - мориона, искусно вырезанного каменщиком так, что он казался кружевом. В переплетении вензелей и завитков моё воображение рисовало человеческие черепа и скрюченные конечности. Впрочем, может быть, так оно и было... - он пожал костлявыми плечами, обтянутыми мешковатой пижамой. - И я соврал ей, сказал, что пришёл посмотреть на часы. Она улыбнулась и позволила мне рассмотреть их поближе, встав на табурет. Я тогда не понимал, как должны выглядеть правильные часы, и не придал значения тому что увидел. Но когда я подрос, и вспоминал этот случай, я готов был поспорить, что стрелка часов шла в обратную сторону.