— Ну, ты, мама, сказанешь, — заметила молодая женщина. Но при этом не смогла сдержать улыбки.
— Нет, не пойду, пожалуй, — сказала старуха. — Не то, чтоб она меня как-то особенно раздражала, но не хочу ее смущать. Она собьется, конечно, если меня узнает.
— Простите, а вы кто? — Груня не могла сдержать любопытства. И не требовалось предлога, чтобы завязать разговор, — разговор завязывался сам собой.
— Моя мама — одна из лучших исполнительниц цыганской песни, — спокойно сообщила молодая женщина. — В свое время и в театре «Ромэн» пела, на первых ролях.
— Так вы цыганка? — у девочки это вырвалось почти непроизвольно.
— Наполовину, — ответила старуха. — Моя мать была цыганкой. А отец — крупным ученым, из тех, что к правительству были приближены, из-за особой важности их работ. Любитель был всего красивого, как и многие тогдашние «секретчики», не чета нынешним. В театры на премьеры, в рестораны хаживал… Рассказывают, он мою мать у самого Михаила Царева отбил — если, конечно, твое поколение еще знает, милочка, кто такой был Михаил Царев…
— Ну, мама!.. — дочка нахмурилась. Видно, она не любила, когда ее мать погружалась в подобные воспоминания, да и считала, что подробности семейной хроники посторонней девочке знать не обязательно.
— Я это к тому, — продолжала старуха, — что я-то уж знаю толк и в актерской игре, и в цыганском романсе. Поэтому товар второго сорта мне подсовывать не советую! Анджелову я помню, старательная была. Но глупая. Я ведь ей говорила — ну, не подходит тебе псевдоним Анджелова, он на ту сладость намекает, которой в тебе, милочка, нет! Тебе надо что-то более прошибающее, мускулистое — например, Регатова или нечто такое. А хочешь быть Анджеловой — так и имя смени, называйся не Ольгой, а Дарьей, чтобы хоть имя покрепче звучало, тогда и все вместе смотреться будет. Нет, не послушала. Вот так и увядает цыганский романс!
— Из-за неправильного псевдонима? — удивилась девочка.
— А ты мою маму побольше слушай! — сказала молодая женщина. — У нее свои идеи, которые даже до меня порой не доходят, хотя образование я получила соответствующее…
— То есть тоже музыкальное? — сразу спросила Груня.
— И музыкальное тоже, — кивнула молодая женщина. — Но по музыкальной линии не пошла. Не мое это.
— Предательница… — проворчала старуха.
— Ну, мама!.. — в который раз повторила дочь. — Ты ведь знаешь…
— Не знаю и знать не хочу! — ответила та. — При твоих способностях, и бросить все ради каких-то козявок!..
— Не козявок, а микробов, мама, — улыбнулась молодая женщина.
— Так вы врач? — спросила Груня.
— Не совсем. Наверно, надо говорить шире — медик. Или биолог. Я — вирусолог, занимаюсь заразными вирусами.
— А музыку совсем забросили? — поинтересовалась Груня.
— Можно считать, что совсем. Могу иногда сбряцать на гитаре. Ну, если в компании попросят… А ты чем занимаешься?
— Я — художница, — ответила девочка. — Только не смейтесь, я и вправду настоящая художница, хотя, конечно, мне еще многому надо учиться. Мои рисунки и картины уже были на нескольких выставках, а сейчас я еду в Санкт-Петербург получать приз как лучший художник кабельного телевидения! Они и не знают, что присудили этот приз школьнице! — хихикнула Груня. — Воображают меня взрослой, и такое официальное письмо мне накатали — что вы! Просто красота!
— Настоящая художница, вот как? — во взгляде старухи появился неподдельный интерес, и она уже не выглядела такой грозной.
— Да, — кивнула Груня. — И, вы знаете… Мне бы очень хотелось нарисовать ваши портреты! Или вместе, или по отдельности. Вы такие…
— Выразительные? — спросила старуха, увидев, что девочка замялась, ища нужное слово.
— Мечта художника! — выпалила Груня.
Мать и дочь рассмеялись.
— Что ж, если мы — «мечта художника», то почему бы нам не попозировать тебе? — сказала дочь. — Вот только когда это сделать?
— Насколько я поняла, вы на концерт не пойдете? — спросила Груня. — Я тоже не пойду. Вот можно было бы во время концерта, если для вас это не поздно.
— А во сколько начинается концерт? — спросила старуха.
— В одиннадцать, — сообщила юная художница. — То есть, где-то с половины одиннадцатого все начнут перебираться в вагон-ресторан, и я могла бы быть у вас.
— Детское время! — фыркнула старуха. — Я-то в любом случае раньше двух ночи не засну. Так что если тебе не поздно, то мы согласны.
— Мне нисколечко не поздно! — с жаром ответила Груня. — Я вообще самостоятельная.