— Жертвы?! Да я же с радостью… Боже, что я говорю? Простите меня, Кэйзи, но ведь скорее можно подумать, что это я, я пользуюсь вашим безвыходным положением, чтобы… чтобы… Но, честное слово, это же чистая формальность, спросите Мака! Вы убедитесь: он вам скажет то же самое, что и я!
— Ты, старик, кажется забыл, что я только что пришел… — начал было я, но меня никто не слушал.
— Нет, мистер Кэсиди, не нужно. — Девушка положила свою руку на руку Джо и опустила глаза. — Я верю в ваши добрые намерения и очень вам благодарна, но, поверьте мне, так будет лучше…
От взгляда Кэйзи бедняга Джо совсем растерялся. Он покраснел и не мог вымолвить ни слова. Они оба были так поглощены друг другом и непонятным мне разговором, что совсем перестали меня замечать. Рука Кэйзи все еще лежала на руке Джо…
Они оба были так поглощены друг другом, что совсем перестали меня замечать.
Я почувствовал себя до нелепости лишним. Но, чем дольше длилось бы молчание, тем менее удобно мне было бы нарушить тишину. Я прокашлялся, и первые же звуки моего голоса разрушили чары. У Джо чуть заметно вздрогнули веки, а Кэйзи поспешно убрала свою руку.
— Так какой же ты нашел выход? — спросил я деревянным тоном, будто не было при мне никаких странных разговоров, ни взглядов, ни длинных пауз.
Прежде чем ответить, Джо пристально посмотрел на меня, словно хотел убедиться, что я его правильно пойму.
— Брак! — сказал он. — Я предложил мисс Кэйзи… То есть я объяснил ей, что если она вступит в брак с американцем, то автоматически станет гражданкой Соединенных Штатов. И тогда никакая эмиграционная полиция ей не страшна. Конечно, я не имел в виду настоящий брак. То есть я хотел сказать, что Кэйзи… что мисс Кэйзи вовсе не обязана связывать свою жизнь против своей воли. Это будет фиктивный брак. Развестись в городе Рено не представит никакой трудности, а права гражданства останутся навсегда. Ты ведь понимаешь меня, Мак?
Понимал ли я? Конечно же, я понимал! Теперь мне все было ясно: брак был самым естественным, самым лучшим выходом из положения. Но не только для Кэйзи. Достаточно было взглянуть на Джо, чтобы понять, что он влюблен.
Я заговорил. Боже, как я говорил! Я не помню, чтобы когда-нибудь в жизни я говорил так красноречиво и убедительно. Сначала Джо слушал меня с удивлением, потом перенес взгляд на Кэйзи и с тревогой стал следить за ее лицом. Девушка молчала, потупив взор, а я все говорил и говорил…
— А как же Леон? — перебила она меня несмело.
И мы сразу поняли, что убедили ее. Джо почему-то заспешил и принялся запихивать в свой карман мою зажигалку и табак.
— О нем я поговорю со своим другом, адвокатом. Кроме того, Карриган меня заверил, что, как только будет найден убийца, эмиграционная полиция оставит Лоя Коллинза в покое. Я почему-то думаю, что это случится очень скоро.
— Он что-нибудь раскопал? — спросил Джо.
— Да, кажется, что-то есть… — соврал я и заторопился. — Черт! Я опаздываю к нему на свидание. Ну, бегу! А вы не теряйте время — завтра же на ту сторону Гудзона [1]. В соседнем штате не требуется никаких формальностей. Вас там обвенчают в два счета…
Не знаю почему, но в тот вечер я себя чувствовал особенно тоскливо и одиноко в своей маленькой холостяцкой квартире.
Через некоторое время пришел Джо.
Впрочем, я почему-то был уверен, что он обязательно придет. Я даже знал, о чем он будет говорить.
И я не ошибся. Он говорил о Кэйзи, о своей любви к ней. Он говорил старые и вечные, как мир, слова, которые каждый раз звучат как откровение. Я не стану повторять их. Зачем?
Глава четырнадцатая
ПОПАДИ В НЕГРА
Как и следовало ожидать, с новым курсом нашего «Глоба» ничего не получалось. Мешало многое: предвыборная кампания и необходимость превозносить «достоинства» всем известного мракобеса, влиятельного финансового туза, поколениями связанного с концерном Грейтсов; потом пришлось обрушиться на маленькую латино-американскую страну, посмевшую обвинить крупную фруктовую компанию США в том, что она превратила все государство в свое поместье… Короче говоря, хотя наша газета и выходила под девизом «Только факты!», все шло по-старому: одни факты замалчивались, другие выпячивались, третьи придумывались. Пожалуй, единственное, что в те дни напоминало о затее Рэндольфа Грейтса-младшего была моя документальная повесть, начало которой появилось в одном из воскресных приложений «Глоба». Повесть называлась «Убийство среди кукол». В первых главах я знакомил читателя с основными событиями и действующими лицами, среди которых видную роль играл полицейский инспектор Карриган.
К тому времени я уже хорошо понимал, что печатать повесть с продолжением, когда еще ни сам автор, ни издатель не имеют ни малейшего представления о том, как эта повесть будет развиваться и чем она кончится, по меньшей мере неосмотрительно! Однако именно это меня и привлекало: я хотел использовать возможность, так легкомысленно предоставленную мне мистером Рэндольфом Грейтсом-младшим, чтобы рассказать правду о трагической жизни Рамона Монтеро.
Рэнд, казалось, совсем забыл о моем существовании, а редактор воскресного приложения, который, кстати сказать, относился к моей работе весьма отрицательно, не беспокоил меня, зная, что я выполняю личное задание босса. Это меня вполне устраивало: я целиком мог посвятить себя внимательному изучению таинственных обстоятельств преступления и дальнейшему знакомству с людьми, которые так или иначе имели к нему отношение.
Надо сказать, что Карриган удивлял меня своим спокойствием. Неудачи его не огорчали и не разочаровывали. Он упорно продолжал изучать все существенные стороны дела: вещественные доказательства были подвергнуты новым, более сложным лабораторным исследованиям; десятки людей, которые в день убийства находились вблизи музея, тщательно допрашивались.
— В молодости, когда я сталкивался с первыми неудачами в работе, — признался мне полицейский инспектор, — сразу терял голову и метался из стороны в сторону. Только с годами я понял, что если следствие ведется правильно, по законам криминалистики, то каждая неудача и каждая отброшенная версия, по сути дела, увеличивают шансы на успех. Каждый раз мы обогащаемся опытом и познаем те пути, по которым идти не следует.
Такая постановка вопроса меня не воодушевляла. Следить за педантичной деятельностью Карригана мне было просто скучно. И я часто посещал парк аттракционов, где всегда находил какие-нибудь интересные детали для моей документальной повести.
Моего друга Джо я теперь почти не видел. И не только потому, что повседневные репортерские обязанности отнимали у него много времени. Они с Кэйзи были неразлучны и счастливы. Я просто не смел им мешать.
Должен признаться, что без Джо на Кони-Айленде мне приходилось нелегко. Я там по-прежнему с трудом ориентировался и часто, оглушенный шумом и криками толпы, подолгу блуждал среди аттракционов. Но, должно быть, верно говорит пословица: «Случай приходит на помощь лишь тому, кто его упорно ищет». А я его искал. И нашел…
Однажды возле какого-то балагана до моего слуха донесся гнусавый, монотонный голос зазывалы. Человек кричал:
ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ! УБЕЙТЕ СВОЕГО ВРАГА, УБЕЙТЕ ЕГО, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН САМ РАСПРАВИТСЯ С ВАМИ! УБЕЙТЕ СВОЕГО ВРАГА, И СЧАСТЬЕ ВСЕГДА ВАМ БУДЕТ СОПУТСТВОВАТЬ! ВЫ НАЙДЕТЕ СВОЕГО ВРАГА ЗДЕСЬ… УБЕЙТЕ ЕГО И ЖИВИТЕ СПОКОЙНО!
Уже не впервые здесь, на Кони-Айленде, я убеждался в могущественной силе слова. Мне так захотелось узнать, о чем кричит зазывала, о каких он говорит врагах, что я энергично принялся пробивать себе путь локтями в ту сторону, откуда неслись крики.
Увы! Это оказался самый обыкновенный тир. На прилавке перед барьером лежало несколько воздушных ружей. В глубине балагана красовались яркие жестяные мишени. Я вгляделся и сразу все понял: это и были те самые «враги», которых зазывала так красноречиво призывал «убить». Их было много: враги на все вкусы! «Безработица» в виде закрытых фабричных ворот, которые распахивались от удачного выстрела. Стоило попасть в цель, и негр, или куклуксклановец, или полицейский, или бандит падали замертво, болтались на виселице, проваливались в ад. Тут были и «высокие цены», и «налоги», и мрачная фигура сборщика взносов за товар, проданный в рассрочку, и «рука Москвы», которая показывалась из-за кремлевской стены, вооруженная бомбой с горящим фитилем, и «неудача» в виде уродливой старухи, и зверское лицо фашизма, и еврей с крючковатым носом, и «несправедливость», которую удачный выстрел мог легко превратить почему-то в денежный дождь…