— Вообще-то не замечал, — кивнул Чекмесов. — Но ведь кто-то у них что-то покупает. А одну вещицу продать из золота и бриллиантов — это и зарплату можно всем продавщицам выплатить, и вообще...
— Когда сеструхи моей подруга замуж выходила, они там обручальные кольца покупали! — сообщил Рудаков. — Вот тебе и покупатели.
— Все равно, — покачал головой Осипов. — На одних новобрачных далеко не уедешь. Эти драгоценности у них, наверно, десять лет пылились. Вот и дождались. Но ведь кто-то должен был содержать этот магазин... Владелец, я имею в виду. Неужели ему было не накладно? Ведь, по большому счету, торговля не шла.
— Выходит, у него был свой интерес, — хмыкнул Измайлов. — А вообще, получается, что самому владельцу магазина это ограбление могло быть выгодно. Ведь после такого ограбления можно прикрыть убыточную лавочку, а все драгоценности при себе оставить.
— Погоди, — вмешался я в разговор. Поскольку я знал об ограблении меньше прочих, ведь городские слухи, которые мои одноклассники, живущие в Городе, ловили на лету, к нам на остров добирались с опозданием, и поскольку собственных мыслей У меня не было, я предпочитал слушать и молчать. — Погоди, ты хочешь сказать, что, возможно, владелец магазина сам все это инсценировал? Чтобы и убыточный магазин прикрыть, и драгоценности у себя оставить, и, может, еще и страховку получить? И тогда понятно, почему охранники сдались без боя и почему продавщица, под ногой у которой кнопка сигнализации была, нажала эту кнопку с опозданием? Так?
— Может, и так, — фыркнул Измайлов. — Эти наши... предприниматели, — он проговорил это слово с иронией и презрением, — они ведь что угодно творят, чтобы деньгу урвать!
— Но ведь если даже мы до этого додумались, то милиция и подавно дотумкает и будет проверять такой вариант, да? — осведомился Рудаков.
— Будет она проверять, держи карман шире! — Измайлов и здесь должен был всех «умыть». — Когда такие дела затеваются, то милиция тоже всегда с этого имеет! Будто не знаете! Это ж вам не Америка, у нас каждый хапает где может, потому что иначе не проживешь!
Тут прозвенел звонок, и мы поспешили в класс. Мимо нас по коридору пронесся банька со своими одноклассниками, весь красный и запыхавшийся не хуже своих приятелей: по большим переменам они играли в футбол на площадке за школой.
— Тьфу ты! — возмутился Измайлов. — Ну и летает эта мелюзга! Чуть с ног не смела!
Я усмехнулся про себя. Хорошо Ванька не слышал, он уже исчезал за дверью своего класса в другом конце коридора. Мой братец терпеть не мог, когда его называли «мелюзгой» или как-то по-другому обидно подчеркивали, что у него «нос не дорос», а заводился он с пол-оборота и при бешеном своем характере мог даже на десятиклассника кинуться так, что только пух и перья полетели бы. Он молотил противника кулаками, ногами и всем, что удавалось схватить в руку, и с ним предпочитали не связываться — те, кто его знал, я имею в виду. В конце концов ты «мелюзгу», конечно, скрутишь, но ведь запросто можно стать посмешищем, когда на виду у всех эта мелюзга принимается молотить тебя с такой яростью, что в первые секунды ты лишь ошалело отмахиваешься и не знаешь куда деваться. Так что Измайлов сам не ведал, чем рисковал... Но оно и понятно. Ведь все эти годы, пока мы жили в заповеднике, очень далеко от школы, мы не ходили в школу каждый день, а приезжали раз в две недели, чтобы сдать зачеты и получить новые домашние задания и темы для изучения и чтобы учителя объяснили нам еще раз то, в чем мы не до конца разобрались. Маму это немного смущало, она настаивала, что лучше нам ходить в школу каждый день, и ее желание стало одной из причин нашего переезда поближе к Городу.
Так что у Ваньки пока было мало возможностей проявить себя в школе «во всей красе».
— Послушай, — спросил я у Чекмесова, когда мы входили в класс, — раз ты живешь совсем рядом, то, может, знаешь, кто владелец ювелирного магазина?
— Хочешь понять, кидала он или нет? — усмехнулся Чекмесов. — Директор магазина там суетился с ключами от всяких дверей и сейфов, милиции объяснения давал. А вообще, Степанов подъезжал на своем «ягуаре», о чем-то с ментами толковал. Хрен его знает почему. Может, на самом деле он владелец, а может, у него какой свой интерес...
И он уселся за свою парту, а я за свою, потому что как раз входила учительница. Начинался урок истории.
«Вот это да! — думал я. — И здесь Степанов!»
Кто читал рассказы о наших прошлых приключениях, тот со Степановым знаком. Некогда, кучу лет назад, он был шофером отца — в те времена, когда отцу полагалась не только служебная «Нива», но и шофер для нее, по штатному расписанию заповедника. «Нива», давно нуждающаяся в капитальном ремонте, так и пылилась в гараже — у отца руки не доходили привести ее в порядок. А ставку шофера сократили, едва начались все эти кризисы. И тогда Степанов ушел «в бизнес». Отец ему малость помог, похлопотав за него перед одним банкиром, приехавшим отдохнуть и поохотиться в заповедник. Но вообще-то Степанов стартовал сам — говорят, чуть ли не главарем банды рэкетиров, которая все мелкие торговые точки Города зажала в кулак. Конечно, надежный тыл имел благодаря банкиру. Потом он начал вкладывать деньги в разные предприятия, выкупил у Города торговые ряды семнадцатого века, отреставрировал их и превратил в огромный современный рынок со всеми удобствами и под стеклянным куполом над прежде открытым внутренним двором торговых рядов, запустил два завода — ртутных приборов и лакокрасочный, переделал в плавучий ресторан старый туристский пароходик, «вложился» в главную городскую газету, прибрал под себя все окрестные бензозаправки и вообще, как говорят, «размахался». Уже года три-четыре он старался вести дела как честный и порядочный бизнесмен, без всякого криминала, но иногда в нем «взыгрывало ретивое», как это называет отец, особенно если он считал, что его «обидели». Словом, фрукт это был еще тот, но с отцом у него так и сохранялись самые душевные отношения. Он даже по привычке оговаривался порой, называя отца «хозяин», хотя очень следил, чтобы эти оговорки не слетали с его языка. И немножко смешно было смотреть, как они с отцом обращаются друг к другу на «вы», особенно при посторонних.