— Подлец, — прохрипела я, поостерегшись шокировать мистера Блоча более выразительным словом. — Представь себе, не изнасиловал! Какая жалость, не так ли?
— Ах ты, подонок! — с ненавистью процедил Блоч. У меня отвисла челюсть, когда я поняла, что это относится к Джону. — Прекрати терзать девочку. Томми золотко, сядьте и расскажите нам, что случилось.
— Это яснее ясного. — Прищурившись, Джон кивнул в сторону открытого чемодана, которым я не успела заняться. — Что он искал, Томми? Надо полагать, он это нашел, ведь у него было полно времени, после того как он тебя придушил...
— Перестань, Джон! — На этот раз, как ни странно, конец пытке положил Майк. — Мне наплевать, что хранилось у Томми или до сих пор хранится. Я хочу знать, кто был этот тип? Вероятно, в комнате было темно, но, может быть, ты составила о нем хоть какое-то представление? Например, какого он роста?
Он опустился на колени у стула и взял меня за руку. Его рука была большая, сильная и теплая, и ее пожатие показалось мне весьма приятным. Но еще приятнее было то, что его долговязая фигура заслоняла меня от Джона, который теперь не сводил пристального взгляда и со своего бывшего прихвостня тоже.
— Не знаю, — покачала я головой. — Как определишь рост в темноте и при подобных обстоятельствах? Я имею в виду, когда тебя душат.
— А как насчет других отличительных признаков? Запахи, например? Может быть, ты почувствовала запах табака, масла для волос, зубной пасты... чего-нибудь еще?
Я постаралась вспомнить свои ощущения и снова покачала головой:
— Нет.
— Тогда зайдем с другого боку, — терпеливо продолжал Майк. — Какие у него были руки? Волосы? Одежда?
— Одежда... Тебе, Майк, надо было в полицейские идти. Он не был одет как здешние феллахи.
— Но это должен быть какой-нибудь местный воришка...
— Нет, я чувствовала бы складки балахона, особенно у него на руках. Но руки были голыми, по крайней мере до локтей. И, Майк... послушай, Майк, у него на запястьях обязательно должны были остаться отметины — я вцепилась ему в руки и царапалась как бешеная.
Именно в этот момент черт дернул Джона опустить руки по швам. Майк своей спиной загораживал правую половину тела Джона, но его левая рука от кисти до локтя оказалась прямо у меня перед глазами — крепко сжатая в кулак, она была украшена на запястье кружевным узором красных царапин.
— Нет, — непроизвольно вырвалось у меня. — Только не это!
— Что «нет»? — Джон пристально посмотрел на меня. — Хватит изворачиваться, Томми, выкладывай все как есть.
— Нет.
— Ты что, намерена оставаться здесь рядом с этим удобным балкончиком и поджидать, когда твой ночной дружок снова явится и завершит начатое?
Эта мысль уже приходила мне в голову, но высказанная им вслух показалась еще менее приятной.
— Но он уже взял письмо, — проговорилась я и закусила губу с досады.
— Письмо Абделала? Так я и думал, — мрачно обронил Джон. — Но я не о том хотел сказать. Грабители обычно никого не душат. Чаще всего они удирают со всех ног, если их застукали, трусливые душонки. По крайней мере, — добавил он задумчиво, — все воришки, которых я знаю здесь, в Луксоре. Странно, что он себя так повел... Что ты сделала? Набросилась на него, что ли?
— У тебя ведь довольно низкое мнение о моих мыслительных способностях, не так ли?
— Именно так. Послушай-ка, Томми, он пришел украсть письмо. Не похоже, чтобы он стал набрасываться на тебя, если бы ты не спровоцировала его. Беда в том, что, если ему это пришлось по вкусу, он может явиться за большим.
Блоч издал протестующий возглас, и Джон повернулся к нему:
— Ради Бога, давайте называть вещи своими именами. Возможно, у меня на уме низкие и непристойные мысли, но совершенно ясно, что у нашего неизвестного друга точно такие же. Если Томми хочет остаться здесь и испытать судьбу... черт побери, я этого не допущу! Она едет со мной.
Джон повелительно протянул руку и тут с некоторым опозданием увидел то, на что я смотрела, не отводя глаз. Догадываюсь, что все остальные тоже это увидели. Он отпрянул, словно его ударили.
— Ты ведь не думаешь, Томми... ты же помнишь, как это случилось...
Я начала смеяться, но не только потому, что нервы у меня были на взводе.
— Помню, — заливалась я. — Но тебе лучше не уточнять. Это может... это может произвести неблагоприятное впечатление.
— Джон прав, — неожиданно встряла Ди. — Томми, ты не можешь оставаться здесь — и я тоже! Нет, папочка, я тут не останусь! Если этот... эта мразь снова придет сюда сегодня ночью, а Томми тут не будет... Я же в соседнем номере, с балкона Томми можно перебраться на мой балкон... О Господи! Папочка!
— Ну что ты, детка! — залепетал Блоч, гладя ее по голове. — Успокойся, милая.
— Ее можно понять, — заметил Майк. — Как быть, Джон?
— А, черт с вами! — вскричал Джон, закатывая глаза. — Чем больше народу, тем веселее. Томми, как насчет того, чтобы она, как бишь ее зовут, поехала с нами? Тебе будет спокойнее? И ты тоже, Сэм. Будешь охранять обеих. Мне, черт возьми, все равно, кого еще брать с собой, только поехали! Майк, уговори Томми не упираться и выведи отсюда, ее дурацкое хихиканье может в любую минуту обернуться истерикой!
Глава 5
В институте тени прошлого меня не преследовали, даже тень Джейка. Я была уверена, что почувствую его присутствие, стройного и элегантного даже в рабочем костюме цвета хаки, одна бровь приподнята, что придавало ему насмешливый вид, который я так хорошо запомнила. Но он, казалось, покинул эти стены навсегда, изгнанный молчаливым приговором своих коллег.
Я не знала, сожалеть ли об этом или вздохнуть с облегчением.
Неприятности начались почти сразу же. И как обычно, по вине Джона.
Его намерение бросить все силы на поиски гробницы не было для меня неожиданностью. Однако его тактика создавала проблемы. Вместо того чтобы посвятить в свой замысел ту часть персонала, которая до сих пор оставалась в неведении, или же найти более или менее правдоподобное объяснение приостановке плановых сезонных работ, он бросил свое категорическое заявление, как бомбу, посреди завтрака на следующее утро, после того как я приехала: он забирает большую часть рабочих и нанимает еще и дополнительную для тщательного осмотра западных гор. Начатые ранее работы продолжаются только по одному-единственному проекту — расчистке гробницы вельможи в Гурнахе, но младший персонал сделает это без своего руководителя Майка.
Младшим персоналом были студенты последнего курса, впервые принимавшие участие в раскопках. Один из них, Эл Шнайдер, рыжеволосый увалень, который даже за столом, накрытым к завтраку, читал отчеты о раскопках, оторвался от целиком захватившего его изучения типов гончарных изделий, только чтобы с рассеянным видом согласно кивнуть. Марк Розен, еще один парнишка, нисколько не походил на своего товарища. Невысокий, плотный, с обаятельной улыбкой, он носил огромные очки в черепаховой оправе, которые увеличивали его светло-карие зрачки. Розен напоминал мне белку: проворную, прыгучую и любопытную. И недоумение, мелькнувшее в его глазах, когда Джон сделал свое объявление, насторожило меня.
Я уверена, что именно Марк положил начало слухам. К вечеру весь институт жужжал, как растревоженный улей, и даже штатный фотограф, сонный мужчина, который проводил зиму, читая каталоги семян и составляя планировку сада, который разобьет, когда вернется домой, зажал Ди в углу и попытался выудить у нее хоть какую-то информацию. Он так ничего и не добился, но только потому, что ее осведомленность была весьма поверхностной.
В тот же вечер мы принимали гостей — членов комиссии археологов из Европы, приглашенных за несколько недель до этого, так что званый ужин отменить было невозможно. Джон уделял гостям меньше внимания, чем обычно, что означало совсем скромное его количество. Он был полностью погружен в собственные мысли, и его поведение, в равной степени как и все остальное, подогрело растущие подозрения Марка.
Поэтому Марк скорее интуитивно, чем случайно задал тот памятный вопрос, который вызвал бурную дискуссию.
— Вы видели последний отчет об аутопсии Ахнатона? — спросил он одного из гостей, бородатого профессора из Хайдельберга.