Был еще один путь, где заблудиться мог бы разве что полный идиот. Тот каньон, где я находилась, соединялся с главной вади Долины царей. Все, что мне было нужно, — это следовать по дну рукава, затем по дороге в главной Долине и, наконец, перейти на пешеходную дорожку рядом с гробницей Тутанхамона. Вся беда в том, что этот путь займет гораздо больше времени. Но тут возникла еще одна маленькая неувязочка: подниматься мне или, наоборот, спускаться со скалы, где расположен выход из гробницы? Глядя на противоположную скалу, я понимала, что должна была находиться на удивление высоко над каньоном, гораздо ближе к верхушке скалы, чем ко дну вади. Я не знала, на какие условия подъема можно рассчитывать, не знала, возможен ли подъем вообще. Подо мной внизу склон был скрыт в тени, как и дно Долины, но я всегда придерживалась правила, что вниз спускаться легче, чем забираться наверх.
Пока я сидела, едва живая от усталости, на корточках, прикидывая так и эдак гораздо дольше, чем следовало бы, произошло нечто необыкновенное. Дно вади начало светлеть, словно сцена, подсвеченная огнями рампы. Казалось, скалы, расписанные тенями, вынырнули из океана тьмы на дне каньона. Поверхность скалы, что была напротив, стала бледнеть, пока не засветилась серым призрачным отблеском. Я настолько была склонна поверить в чудеса, что, только испустив несколько глубоких вздохов восхищения, поняла, что вокруг действительно стало светлее. Взошла луна.
Конечно, чем больше света, тем лучше, но в этом были и свои недостатки. Мне легче будет найти путь при свете луны, но и другим будет легче заметить меня. Я продвинулась к самому краю дыры, однако по-прежнему не могла оторвать глаз от волшебного зрелища восхода луны над окрашенной в серебряные и черные тона Долиной царей, укрытой светящимся пологом звездного неба. Омываемые лунным светом горы были белыми, словно облитые молоком...
Я чуть не вывалилась из дыры прямо вниз головой. Теперь, когда было слишком поздно, чтобы этим воспользоваться, я наконец поняла, что пытался сказать мне Абделал.
Арабское название Долины царей — Бибан эль-Мелек. Когда мне было тринадцать лет — в этом возрасте девочки особенно несносны, — я возомнила, что очень остроумно и тонко подметила созвучие между словами «мелек» и «млеко», и решила использовать его, дав название одному определенному местечку в Фивах, древнее имя которого было неизвестно. Сейчас я даже вспомнила, что обсуждала эту проблему... Силы небесные! Конечно же я обсуждала это с Абделалом, и наш разговор происходил в этой самой Долине в лунную ночь, когда серебряный свет луны сделал камни молочно-белыми. Я ходила с Абделалом на прогулки много раз, но тот был первым и последним разом, когда я видела эту часть Долины при свете полной луны.
Я устало подумала, что это, вероятно, самая бесполезная светлая мысль, посетившая меня за неделю тупых размышлений. Я и так уже потратила впустую достаточно много времени, и, если не двинусь в путь как можно скорее, убийственное сочетание полного физического изнеможения, нервного потрясения и страха доведет меня до того, что я не смогу сделать ни шага.
Я снова выглянула из дыры и внимательно посмотрела вниз. Первые десять футов подо мной не вдохновляли на спуск: отвесный, без выступов обрыв или нечто подобное, как мне показалось. Ниже тянулся склон, покрытый осыпавшимися камнями и галькой, — «каменистая осыпь», так называют это альпинисты. Спускаться по ней будет не так уж трудно, но грохот стронутых с места камней барабанной дробью разнесется по окрестностям. Я оглянулась и посмотрела вверх. Как я и подозревала, верхушка скалы была всего в тридцати футах надо мной. Оттуда сбегала вниз длинная узкая расщелина, которая заканчивалась в нескольких футах от меня справа, как раз почти в том месте, где должен быть изначальный вход в гробницу. Ни малейших признаков существования плиты из красноватого гранита я не заметила, но в этом не было ничего удивительного. Блоч позаботился о том, чтобы тайна мертвых оставалась тайной.
Я развернулась. Спешу заметить, что сделать это оказалось совсем не просто, ибо туннель был не шире моего туловища. И все же мне удалось повернуться лицом к гробнице, а затем я легла на живот и, как червь, поползла задом по камням, безжалостно царапавшим мне тело. Носком ноги я пыталась нащупать опору, уверенная, что непременно ее найду, коль скоро Блоч с его дородной комплекцией не раз взбирался вверх и вниз по скале. Но он знал, куда поставить ногу, а я — нет. Я уже готова была вернуться назад в свою дыру и разуться, когда носок моей кроссовки соскользнул в щель.
Я перенесла часть тяжести тела с рук на ногу, все еще раздумывая, не избавиться ли мне от своих кроссовок, хотя бы на время спуска. Мои раздумья длились не больше десяти секунд, но, возможно, эти секунды решили мою судьбу.
Перемещая свой вес, я задела рукой один из небольших камней, которые не потрудились выбросить из туннеля. Он покатился по склону вниз к осыпи. Я, чертыхаясь сквозь зубы, проследила за его падением, и тут в поле моего зрения медленно и торжественно появилось лицо Хассана, будто царь неба вышел подышать воздухом.
Ниже десятифутового обрыва справа от меня был уступ, а под ним, вероятно, небольшое углубление в скале, как раз там, где начиналась осыпь, однако сверху я этого углубления не могла увидеть. Блоч не упустил ни малейшей детали, и мне следовало бы ожидать этого. Без сомнения, он должен был позаботиться о наблюдении за выходом, не только для того, чтобы подстеречь меня, но и чтобы не дать кому-либо обнаружить гробницу.
Я висела на скале, словно муха на оконном стекле, уставившись на Хассана, а его большие карие глаза, пустые, будто нарисованные на бумаге, смотрели на меня. Он пребывал в наркотическом трансе, таком глубоком, что лишь нечто столь заметное, как камень, свалившийся прямо ему под нос, могло привлечь его внимание. По выражению лица Хассана было ясно, каких усилий ему это стоило. Я не знаю, прочел ли Блоч мальчишке нотацию, или на различных стадиях наркотик воздействует на разные железы, но, судя по его взгляду, мое сомнительное целомудрие больше не подвергалось опасности. Хотя иного рода угроза явно существовала.
Я полезла наверх. Другого пути не было. Значительно позднее я сообразила, что могла бы забраться назад в свое убежище и надолго задержать Хассана, бросая в него камнями. Но в то время я об этом не подумала, что не так уж и плохо, потому что это был не слишком удачный план.
Должно быть, при подъеме я воспользовалась ближайшей расщелиной, но не помню каким образом. Эта часть пути мне помнится очень смутно. Я взлетела на вершину скалы, словно мною выстрелили из пушки, и, как только мои ноги коснулись ровной поверхности, уже бежала. Пейзаж вокруг меня был бесподобным — на бархатном небе щедрая россыпь звезд и огромная, цвета слоновой кости луна. Холодный свет ее серебром пролился на скалы и застыл. Однако в тот момент меня занимали не столько красоты природы, сколько желание найти звезду для ориентировки. Мне чертовски было нужно знать, куда я бегу изо всех сил.
Я слышала, как Хассан все еще поднимается вверх по склону. Его босые ноги ступали неслышно, но до меня долетал неумолчный шорох осыпавшихся камешков.
Когда я вглядывалась в усеянное алмазами небо, пытаясь выбрать особенно приметную звезду-ориентир, я увидела то, что сделало звезды совершенно ненужными. Над плато высоко вздымалась гора в форме пирамиды, которая называется Горн, — главный ориентир западных Фив. Имея такой огромный указательный знак, я не могла уйти далеко в неверном направлении.
Лунный свет был ярок, но он предательски искажал тенями неровную поверхность каменистой земли. Бежать было небезопасно. Тем не менее я бежала. Сначала вприпрыжку, будто голыш, скользящий по воде, едва касаясь земли подошвами ног. После многих часов отчаяния, проведенных в замкнутом пространстве, было замечательно размять кости и вдыхать прохладный чистый воздух, а главное — продвигаться вперед к цели.
Однако первое радостное ощущение от движения прошло слишком быстро. Ровное дыхание продержалось дольше, чем я ожидала, и мне посчастливилось не подвернуть лодыжку. Но по спине у меня начали пробегать мурашки. Я не осмеливалась оглянуться, не осмеливалась отвести взгляд от предательски неровной земли под ногами ни на секунду, но казалось, умру от неопределенности, если не посмотрю, как далеко позади находится мой преследователь.