«Схватил как минимум сто единиц, — подумала Норма, с сочувствием глядя на молодого парня, — а ведь он прибыл уже после взрыва».
Часовой мельком взглянул на бумагу и махнул рукой, разрешая въезд.
— Машины останутся здесь, — сказала Норма Галликан и сделала знак своему спутнику — немолодому человеку в таком же наряде — следовать за ней.
Она вытащила из кармана прибор и поднесла к часовому. Тонкая красная стрелка прыгнула в сторону.
— Твоя туника сильно фонит, — сказала Норма, но легионер не понял ее слов.
Женщина вошла в лагерь и двинулась по преторской улице меж палатками. Двое солдат сидели прямо на земле. Норма поднесла прибор к палатке. Ткань излучала так же, как и туника часового.
— Помоги, — солдат поднял лицо с безобразно опухшим ртом. Кожа покрыта волдырями ожогов. — Помоги, сестренка… Мы были дальше всех… Мы из Восьмого легиона…
Ему так хотелось жить. Ему ведь только двадцать пять. Темные глаза блестели, как у наркомана. Вся туника его была осыпана выпадающими волосами.
— Ты можешь нам помочь? — спросил второй, вытирая тыльной стороной ладони рот. Тело его почернело, будто он с утра до вечера лежал на солнце.
— Да, — сказала Норма. — Готовьтесь переехать отсюда.
— Куда? К Плутону в гости? — спросил второй легионер и вдруг начал хохотать.
Норма Галликан отыскала префекта лагеря. Тот сидел в тени палатки и что-то чиркал на листке бумаги. Лицо у него было такое же белое, как и у часового. Это был уже новый префект — тело прежнего сожгли вместе с остальными трупами. Он посмотрел на гостью безразличным взглядом.
— Ну что еще?
— Прикажи свернуть лагерь и переехать. В десяти милях отсюда я выбрала подходящее место.
— Разве переезд нас спасет?
— Некоторых. Палатки и все имущество бросить. В новом лагере уже стоят палатки и развернут госпиталь.
Впрочем, о чем она говорит?! Весь лагерь — госпиталь. Всех надо лечить. Знать бы только — как?
Она подошла к палатке Руфина и остановилась. Было страшно войти.
Человек, стоявший возле палатки, неожиданно закричал. Он хотел отойти в сторону и не мог, задергался и заорал: «Помогите»! Вокруг ноги человека обвилась черная тварь, похожая на кальмара. Человек в отчаянии колол тварь мечом, но клинок проходил насквозь и ранил ногу, не причиняя твари никакого вреда. Только сейчас Норма заметила, что человек слеп — красные бугорчатые язвы выпирали из глазниц.
— Огонь…— бормотал человек. — Прижги его… он боится огня…
Норме показалось, что слепец бредит. Но все же она вытащила зажигалку и поднесла язычок пламени к черной твари. Та мгновенно съежилась, отпустила добычу и тут же мазутным пятном скользнула под полог палатки.
— Что с твоими глазами? — спросила Норма, распрямляясь.
— Их выжгло. Ты видишь… да, ты видишь… я — нет. А ты… ты приехала только что. Я это чувствую. От тебя не исходит излучения. Вернее, исходит, но гораздо меньше, чем от остальных. Кто ты?
— Норма Галликан. А ты неплохо выглядишь, — постаралась она приободрить слепца. — Бодрее остальных… Вот только глаза….
— Я — гений… бывший гений… Излучение не только уродует — оно меняет. Не знаю, каким стану завтра. Может — чудовищем… Ты слышала о чудовищах, что пожирают людей… — Он приблизился к ней, ухватил за плечо и зашептал: — Тут нет никого поблизости?
— Никого, — подтвердила Норма.
— Я боюсь… они узнают, что я гений, и убьют меня. Люди боятся гениев. Особенно теперь. Увези меня в Рим. Я умоляю. Спаси… Я ослеп… разве этого мало? Да, я слеп… гений Империи — слепец. Разве это не смешно?
И он захохотал.
— Отведи его в мой фургон, — приказала Норма помощнику, — А я должна поговорить с императором.
— О, благодарю, благодарю! Спасительница Минерва! — выкрикивал Гимп, пока его вели по претор-ской улице.
Норма немного помедлила, прежде чем войти в палатку императора. Войдя, увидела то, что и ожидала увидеть. Только в отличие от прочих у Руфина не было ожогов — говорят, он успел укрыться за несколько мгновений до взрыва. Но все равно он «схватил» смертельную дозу.
— Будь здрав, Руфин Август! — выкрикнула она по-военному и осеклась.
Император смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами.
— Не надо, — прошептал едва слышно. — От громких звуков у меня все болит.
Норма подошла ближе. Прибор, приколотый к ее тунике, замигал красным и затрещал рассерженно. Она невольно отступила. Заговорила сухо, деловито.
— Надо перевести всех в новый лагерь. Палатки и оружие бросить здесь — все это смертельно опасно. Прибудет техника — тогда закопаем, насыплем курган. Мертвых похороним.
— Мы все мертвецы, — отозвался Руфин. — Сколько осталось в живых?
— Около четырех когорт. В основном — Восьмой легион. Да еще две турмы конницы почти не пострадали — они находились в разведке далеко от города.
— Четыре когорты. Это из трех легионов! О боги! Это сравнимо… Нет, это ни с чем не сравнимо. Ну разве что с поражением Вара в Тевтобургском лесу.
— Руфин Август, надо переехать в новый лагерь. Оттуда тех, кого еще можно спасти, перевезут в Рим, в мою радиологическую клинику.
— У тебя есть клиника? — спросил Руфин бесцветным голосом.
— Да, как только лабораторию Триона расформировали, я занялась работами по влиянию радиоактивности на живой организм. Элий выделил мне дом. У нас есть некоторые методики лечения. Кое-кого можем спасти.
— И меня можешь спасти?
— Попытаюсь.
— Лжешь. Никого ты не спасешь, ни меня, ни моих солдат. Мы все обречены. Что Криспина? Она беременна?
Норма помедлила, прежде чем ответить.
— Нет.
— Эх, бабы, толку от вас чуть. А Летти? Скоро родит?
Норма с удивлением глянула на Руфина. Неужели ему не сказали? Летиция вчера родила.
— Ах да, у нее мальчик…— вспомнил наконец Руфин. — Ну и хорошо… мальчик… Как назвали?
— Еще никак. Ведь мальчиков нарекают на девятый день. Но наверняка назовут Постумом[79].
— Ну да… конечно… как же иначе. Некому его поднять с земли[80].
80
По древнему обычаю ребенка клали на землю. Отец поднимал его и тем самым признавал его своим.