— Мне как женатому человеку подобные забавы не приличны. Уж не хочешь ли ты, чтобы неверному мужу отрезали нос?
— Друг мой, этот закон больше тысячи лет не применяется.
— Но кое-кто из сенаторов хочет его вновь ввести. Мне не с руки быть первой жертвой.
Смуглая красотка наполнила бокал Элия до краев.
— Ладно, — милостиво разрешил Вер, — будь добродетелен. Надеюсь, твоя молодая женушка удовлетворит твои фантазии, и ты не станешь мне завидовать.
— Я не завидую, — заверил Элий, осушил бокал и, наклонившись к самому уху Юния Вера, спросил: — Зачем их так много?
— Они устают, так что приходится менять.
— Ты серьезно? — Элий недоверчиво приподнял брови.
— Ну да. Я три дня не сплю. И делаю перерывы, только чтобы поесть.
Элий решил, что друг привирает, но не сделал попытки его уличить.
— У тебя было ко мне какое-то дело? — поинтересовался Вер, лаская грудь белотелой красавице и не забывая при этом о смуглянке.
— Именно…
Особенно хороша была брюнетка маленького роста. Она чем-то напоминала Марцию. То и дело Элий вновь и вновь останавливал взгляд на ее бедрах.
— Так какое же дело? — напомнил Вер.
Элий отвернулся и стал глядеть в пол.
— Я скоро уезжаю в Месопотамию. На месяц. Может, больше. Он замолчал.
— Это так необходимо? Ты говорил, что зимой ожидается выступление варваров…
— Говорил. И ошибся. Я должен посетить Месопотамию в связи с некоторой неспокойностью на границах. Руфин настаивает, чтобы я взял с собой три центурии преторианцев для охраны. Видишь, как он меня бережет, — криво улыбнулся Элий.
— Не езди, — сказал Вер.
— Я не могу отказаться. По данным «Целия» опасности нет. Мой визит уже согласован. В Месопотамии прячется Трион. Трион… — Имя физика Элий произносил как заклинание.
— Руфин посылает тебя специального знает больше, нежели ты. — Юний Вер положил Элию руку на плечо.
— А я знаю больше, нежели он. У меня к тебе просьба: пригляди за Летицией. Она еще ребенок… совсем ребенок… и она… — Элий запнулся.
— И она беременна, — подсказал Юний Вер. — Друг мой, об этом болтает весь Рим. Не волнуйся, я буду ее охранять. Когда ты уезжаешь?
— В январе. После вступления в должность консулов.
— Времени хватит, чтобы закончить с этими красавицами. Не волнуйся, у Летти будет самая надежная охрана в мире.
— Ты имеешь в виду их? — Элий невольно оглянулся. Не увидел никого. Но он чувствовал — они здесь. — Юний, кто ты теперь? Бог?
— Я и сам не знаю.
Слова Юния Вера мало успокоили Элия. Его друг выглядел несерьезно. Он был силен, но радовался этой силе, как мальчишка. Он вообще смотрел на мир по-юношески легкомысленно, но с уверенностью, что проник во все тайны мироздания. В этом не было ничего странного: новому Юнию Веру всего полтора месяца от роду.
Элий направился к дверям. Уже на пороге обернулся. Похожая на Марцию красавица лежала на животе там, где прежде сидел Элий, и покачивала крошечными розовыми ножками. Точно так же любила лежать Марция. Элий провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение, и вышел. Рыжая куртизанка захохотала.
— Митти, ты проиграла, он не клюнул на твои прелести!
— Заткнись, Клепа! — огрызнулась миниатюрная красотка, наполняя свой бокал вином. — Еще мгновение, и он бы остался. Ты слышала: у него жена беременна, а женщины в таком состоянии не особенно любят пускать мужнин меч в свою вагину[55].
— При чем здесь это?! Просто ты не умеешь соблазнять мужчин, — огрызнулась рыжая Клепа.
Малышка уже собиралась вцепиться рыжей в волосы, и Юнию Веру пришлось их разнимать.
— Тише, девочки, вы обе неотразимы. Просто моего друга зовут Гай Элий Мессий Деций. И этим все сказано.
— Разве он не может изменить жене? — удивились все восемь красоток. Юний Вер задумался.
— Может, — ответил он наконец. — Только для этого нужно еще что-то, кроме похоти.
Юний Вер не лгал, когда говорил Элию, что спит г со всеми восемью красотками. Это была правда. После перерождения в колодце с ним стали твориться
странные вещи. Прежде он казался себе тупицей, ко— торый способен лишь гневаться и приходить в ярость.
Всюду он чувствовал себя чужим, и чтобы сделаться чуть-чуть человечнее, заимствовал эмоции у Элия, будто крал одежду. Он обряжался в чужие чувства, и начинало казаться, что он тоже испытывает жалость и нежность, сострадание, обиду и боль.
На мгновение, правда, жалость прорвалась и затопила его. Это случилось после облучения ураном из шкатулки Фабии.
Потом собственная боль его изувеченного перерождающегося тела заслонила все прежние чувства. Он жил только болью, своим отчаянием и предчувствием чего-то, что страшило его, как людей страшит смерть. Он отправился к Колодцу Нереиды и погрузился в его ледяную воду. Тогда в нем все замерло, чувства заледенели. Но он мог мыслить. Там, в колодце, он окончательно уверился, что он не человек. Иначе почему уран прожег егоело и вызвал метаморфозы? Это открытие не удивило и не ужаснуло его. Он ждал и думал. Думал и ждал.
Но вот он испил живой человечьей крови и переродился. В первые мгновения он не чувствовал в себе перемен. Он казался себе прежним. Быть может, чуточку другим. Как человек, надевший новые башмаки, которые ему жмут. Выяснилось, что башмаки жали изрядно. Когда он увидел кота под колесами авто и услышал его предсмертный вопль, ему показалось, что весь мир зовет его на помощь. Та загадка жизни и смерти, которую он не мог решить, потешая людей на арене, вдруг открылась ему в вопле беспомощного животного, кричащего человеческим голосом. И вся штука была в том, чтобы этот вопль услышать. Ведь другие остались глухи. Даже Элий не слышал крика.
Даже Элий…
В ту ночь Юний Вер долго бродил по улицам поселка. Что-то его тревожило. Бок не болел, но внутри было муторно. Он подходил к окнам, прижимался лбом к ставням, тоска его переполняла. Он хотел проникнуть в каждый дом, испытать чувства, что испытывали обитатели жилища, сидя в триклинии за столом.
Утром он кинулся обнимать своего спасителя и друга так, что у того затрещали ребра. Потом расплакался. Летиция гладила его по голове и жалела немного по-детски, будто большую куклу, потому что сама еще не была матерью и не умела жалеть по-настоящему. Она немного играла, подражая взрослым. Но и за это неумелое сочувствие Вер был благодарен.