- Об этом надо рассказать Ваньке, - заметил я.
- Обязательно. Я сам постараюсь с ним поговорить. Главное - быть разумным. Жалость без разума - это... - он махнул рукой. - Если ребенка все время жалеют по поводу и без повода и бесконечно причитают над ним, то что из него получится?
- Нытик и плакса, - сказал я. - А может, и ябеда.
- Верно. В общем. Получится слабый человек, которому в жизни придется очень трудно. Этакий вечно раскисающий эгоист, который ни с кем не считается, а в своих бедах и неудачах винит всех других. С природой то же самое... Но я понимаю Ивана Леонидовича, - добавил отец после паузы. Он частенько называл Ваньку по имени и отчеству - я бы сказал, с полушутливым уважением к его бронебойному характеру. - Мне самому бывает жалко тех или иных зверушек. Это необъяснимо, это просто пристрастие. Ты, может быть, заметил, что я никогда не стреляю белок? Рука не поднимается, и все тут, хотя и воротники и шапки из белок выходят отличные... В общем, - он усмехнулся, - помнишь один из ценных советов, которые Атос дал Д'Артаньяну?
- "Потребляй, но не злоупотребляй"? - отец часто цитировал этот совет, в числе других цитат из "Трех мушкетеров", поэтому мне не трудно было догадаться, что он имеет в виду.
- Вот именно. Я постараюсь объяснить это Ваньке, но и ты меня поддержи, заведи разговор при случае. Ведь и мы в заповеднике потребляем, но не злоупотребляем. Охотимся ровно в тех пределах, которые для леса не только не вредны, но даже полезны... - отец вздохнул. - Да, насчет охоты... Вот наша главная проблема.
- Из-за пропавших ружей? - спросил я.
- Наоборот. Я бы сказал, что в данных обстоятельствах ружья пропали очень кстати.
- Почему? - изумился я.
- Ты ведь видел, как охотится Степан Артемович? Всем должен показать, какой он охотник! Встает на точке, на которую гонят кабана, и ни-ни, не вздумай помогать ему или его подстраховывать. Он должен уложить кабана сам, без посторонней помощи!
- Но ведь у него это всегда получалось!
- Получалось. Но все равно он неоправданно рискует. Один неудачный выстрел - и он попадет на клыки. Если попробовать стрелять одновременно с ним, затаясь где-нибудь, то с ним такая штука не пройдет, он слишком опытный охотник! Такой разнос устроит, что костей не соберешь! Он ведь даже охране не позволял держаться рядом с ним, когда ждал поединка с кабаном мол, настоящий охотник должен действовать в одиночку! Мы все и раньше тряслись, что с ним что-нибудь произойдет и тогда нам головы не сносить - а теперь тем более! Представь, что будет, если на охоте с ним случится что-нибудь нехорошее! Мафия, которой он перешел дорогу, будет плясать от радости, а нас до скончания века будет мурыжить следствие, пытаясь окончательно разобраться, несчастный случай это был или хитрое убийство!
- Но ведь сейчас можно было бы его убедить...
- Что ты! Даже заикаться нельзя! - отмахнулся отец. - Вот почему и я, и охранники вздохнули с некоторым облегчением, когда ружья пропали. Это не значит, что мы их не будем искать. Но лучше всего было бы, если бы они нашлись к самому отъезду министра - а то и после его отъезда. То есть, охота может быть вообще отменена - что в данных обстоятельствах было бы самым лучшим. А если и состоится, то вот тебе повод убедить Степана Артемовича, что одному ему ждать кабана нельзя: мол, ружье не ваше, не пристрелянное вам под руку, не знакомое вам - мало ли что может быть, поэтому пусть лучше при вас будет человек для подстраховки. Мол, пощадите наши головушки, чтобы нас не записали с сообщники мафии, если вы промахнетесь из незнакомого ружья и кабан на вас нападет!
- Выходит, пропажа ружей выгодней всего тебе и охранникам? - удивленно спросил я.
- Да, - отец рассмеялся. - Так что, как видишь, у меня был повод - а возможностей вскрыть багажник и тихонько забросить ружья в снег за кусты, чтобы потом забрать, у меня тоже было навалом! Но я этого не делал, даю тебе честное слово!
- Ты-то не делал, а вот этот полковник... - с сомнением проговорил я. - У него возможностей было ещё больше. Может, он вынул и спрятал эти ружья ещё до того, как ехать к нам! И лежат они себе спокойненько в Москве, в каком-нибудь шкафу... А замок багажника он слегка попортил, чтобы выглядело, будто машину вскрывали. И при этом попортил очень аккуратно чтобы багажник открывался лишь при сильном нажатии, и не распахнулся бы даже от сильной тряски по ухабам!
- В любом случае, он бы распахнулся, когда машина вылетела в кювет, указал отец. - Но ведь этого не произошло, ты сам видел. Значит, багажник взломали уже позже - скорей всего, между двумя нашими ездками к машине.
- Этот полковник Юрий мог придумать какую-нибудь хитрость, - уперся я. - Он, по-моему, на что угодно способен!
- Пропажа ружей - и для него крупное ЧП! - сказал отец. - Даже если ружья найдутся, он получит такую черную метку в послужном списке, которую трудно будет стереть! Хочешь сказать, он мог бы рискнуть карьерой, и даже званием, ради безопасности своего подопечного?
- Почему нет? - вопросил я. - Ведь если с министром что-нибудь случится, ему будет ещё хуже! Вот он и выбрал меньшее из двух зол!
- Он искренне хочет найти эти ружья. Видишь, даже Сергея стал подозревать...
- Для отвода глаз! - уверенно заявил я. Полковник Юрий нравился мне все меньше, и я не сомневался: он вполне может навести тень на невинного человека, если ему это будет надо.
- Не думаю, - отец покачал головой. - Он обязан подозревать, вот и подозревает. Надо сказать, ему не позавидуешь! Министр - из тех людей, которых очень нелегко охранять. Степан Артемович во всем видит попытки стеснить его свободу, и в итоге не выполняет того, чего требует элементарное благоразумие. А ведь случись что, с охраны будут спрашивать по всей строгости, никто не примет в расчет, что охраняемый не внимал требованиям безопасности! На то они и профессионалы, чтобы преодолевать даже такие трудности! Охранник одного из наших высоких гостей, похожих на министра, когда-то обмолвился мне в сердцах, что такое поведение - это неуважение к охране, создание лишних проблем в их и без того сложном труде. Могу его понять. Как понял бы и этого полковника Юрия, если бы у него вырвалось то же самое.