Спрашиваю об этом Эдуарда Аваковича:
— Каков секрет движения ваших микроминиатюр?
— Честно говоря, — ответил мастер, — до конца я и сам пока не знаю. Довелось услышать о такой гипотезе. В мире не существует абсолютного покоя, неподвижности, все тела пребывают в состоянии движения, статика им противопоказана. Все тела испытывают внутриклеточную вибрацию. Так как размеры многих моих микроминиатюр, в том числе и динамичных, приближаются к клеточному уровню, то не здесь ли надо искать причину их подвижности? Не исключено, что динамизм обусловлен и теми необычными условиями микротехники, при которых даже такие благородные материалы, как золото, ведут себя необычно. Не знаю, пусть ученые попытаются ответить на этот вопрос. У меня, правда, есть свое объяснение феномена движения, но это моя маленькая тайна, ведь я могу иметь на нее право как мастер, не так ли? Однако, по правде говоря, я не очень стремлюсь докапываться до истинных причин динамичности миниатюр. Для меня гораздо важнее вернуть людям чудесную способность удивляться, увы, теряемую в наши дни. Советские автоматические станции осуществляют глубокое зондирование Вселенной... Человек побывал на Луне... Алмазы делают на заводах... Роботы идеально воспроизводят движения человеческих рук и уже начинают «думать» и даже моделировать чувства. Я прочитал в одном журнале о том, что робота, получавшего питание от батареи аккумуляторов, заставили лихорадочно отыскивать в лаборатории штепсельную розетку, чтобы восполнить заряд батареи. А ведь это попытка автомата имитировать чувство голода... Но, увы, все эти и другие чудеса века научно-технической революции уже не затрагивают человеческих душ и воображения. Поэтому доступными мне способами стремлюсь вернуть людям великий дар удивления. Как я этого достигаю? С помощью необычности, ведь все мои микроминиатюры парадоксальны, заставляют людей удивляться. И я бесконечно счастлив, когда читаю в отзывах такие слова: «Это чудо!», «Поразительно!», «Потрясающе интересно!» Значит, люди удивляются и тем самым радуются.
— И все же, Эдуард Авакович, нам не обойтись без разговора о некоторых секретах вашей микротехники. Расскажите о материалах, способах, которыми вы пользуетесь.
— Пожалуйста. В моей работе нет ничего сверхъестественного или научно необъяснимого, как ошибочно полагают некоторые. Мои инструменты, в принципе, это те же сверла, резцы, скальпели, пинцеты, надфили, но только уменьшенные в десятки раз. Делаю я их сам. Кто же возьмется изготовить, скажем, пинцет длиной с ресничку? Заточенный и доведенный алмазной пастой до предельной остроты скальпель выполнен из расплющенной швейной иглы. Остро заточенный конец стальной струны — перовое сверлышко, которым можно просверлить насквозь волос. Из тончайшей латунной проволочки сделан пинцет. Пользуюсь маленьким часовым токарным станочком, диаметр его патрона 1 сантиметр. Зажимы и цанги к нему делаю сам. Вот и все. Остальное — дело воображения, композиции и, разумеется, высокой техники. Во время работы необходима величайшая собранность, большое напряжение внимания. Малейшее неосторожное движение, дрожание руки, моргание веком, вздох и даже пролетевшая мимо муха, и всё: работа, можно сказать, загублена. Лицо до самых глаз иногда закрываю марлевой повязкой, чтобы неосторожным вздохом не погубить сделанное. С самого начала деятельности микроминиатюриста усвоил истину: главная и самая серьезная помеха — это мое собственное сердце. Да, не удивляйтесь, именно оно! Его удары, особенно при хорошем наполнении пульса, передаются рукам, пальцам, глазам, всему телу. Для изготавливаемой микроминиатюры эти толчки подобны катастрофическому землетрясению. Надо приноровиться работать только в паузах между двумя ударами сердца, а эти паузы не так уж и малы — почти секунда. Этого интервала при хорошей тренировке вполне хватает, чтобы выполнить какую-либо операцию, например нарисовать лицо или глаза. Итак, работаешь тогда, когда сердце отдыхает. Часто вспоминаю слова из песни Леонида Утесова «Спасибо, сердце!» Спасибо сердцу за секунды покоя... А когда приноровишься, дело пойдет автоматически, однако за этим автоматизмом кроется огромная тренировка и труд до седьмого пота... Все мое существо в такие высшие моменты труда — в кончиках пальцев, в предельной сосредоточенности глаз... Мне очень помогает то, что я с детства играю на альте и рисую, это хорошо вытренировало двигательный аппарат рук и дисциплинировало дыхание. Существенную помощь оказывает мне и оптика — бинокулярный микроскоп и лупы, которыми пользуюсь при работе.