Приветливо улыбаясь, метрдотель проводил их в зал и подвел к забронированному столику на двоих.
Усевшись поудобнее и оглядевшись по сторонам, Патриция пожалела, что оделась так официально. Большинство из присутствовавших дам были в вечерних туалетах: с обнаженными спинами, в воздушных шифоновых платьях с глубоко вырезанным лифом. В нарядах преобладали броские насыщенные тона: кроваво-красный, темно-синий, иссиня-черный, фиолетовый и ослепительно белом.
— Похоже, я совсем затерялась в этом цветнике,— с наигранным равнодушием произнесла Патриция, обращаясь к Грегори и одновременно принимая из рук официанта карту вин и меню.
— Да, вы немного поблекли на этом ярком фоне,— согласился мужчина и подчеркнуто увлеченно принялся изучать бесконечный список шедевров французского виноделия, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Патрицией. Но та поспешила спрятать свое разочарованное лицо за кожаным переплетом карты. Когда молчание стало невыносимым, девушка отложила ее в сторону и как можно более вежливо спросила:
— Я уже сделала свой выбор, а вы?
— Я последую вашему примеру, — галантно ответил Грегори.
— Красное столовое.
— Великолепно.
Когда вино было подано, Патриция потянулась за своим бокалом, как утопающий за спасательным кругом, в надежде, что алкоголь вернет ей ощущение покоя и беззаботности. Легкое опьянение было ей совершенно необходимо. Девушка сделала глоток, другой, и по всему ее телу вскоре разлилось приятное тепло.
— Умоляю вас, не нервничайте.— Голос Адамса звучал тихо и доверительно.— Я не собираюсь причинить вам вред или оскорбить, не сделаю ничего, что было бы вам неприятно. Просто расслабьтесь и наслаждайтесь вечером: здешняя атмосфера к этому так располагает...
— Не беспокойтесь, со мной все в порядке, — уверенно сказала Патриция, хотя это было не совсем так.
Грегори взял свой бокал за высокую хрустальную ножку и поднес его к подрагивающему огоньку свечи. Желтое пламя подсветило темное вино, и оно приобрело кровавый рубиновый оттенок. Хрустальные грани играли, словно это был драгоценный бриллиант.
Пока он любовался волшебным цветом напитка, пытаясь настроить девушку на романтический лад, та мысленно продолжала анализировать сложившуюся ситуацию. Она уже поняла, что Грегори Адамc не из тех мужчин, которые будут безропотно играть вторую скрипку. Возможно, он согласился принять участие в аукционе исключительно из соображений человеколюбия, не вникая во все тонкости условий этого довольно циничного мероприятия. Скорее всего, он не предполагал, что значит в течение суток не принадлежать самому себе. Роль бессловесного исполнителя была противна его природе, а беспрекословное подчинение женщине тем более.
В этот момент принесли холодные закуски: мусс из лосося для леди и паштет из гусиной печени для джентльмена. Пышущие жаром пышные булочки официант аккуратно серебряными щипцами положил каждому на специальную тарелочку для хлеба. Девушка отщипнула кусочек и с наслаждением ощутила на языке ни с чем не сравнимый вкус свежей выпечки.
— Я, с вашего позволения,— произнес Грегори,— хотел бы спросить вас, почему вы при внешней женственности и мягкости держите себя порой так ершисто и задиристо, так болезненно реагируете на самые безобидные мои замечания? Вы прямо как ежик: стоит прикоснуться — выпускаете колючки. Какие у вас на это могут быть причины? Вас кто-то расстроил, обидел?
Грегори чуть подался вперед и, заглянув девушке прямо в глаза, накрыл своей теплой широкой ладонью ее руку, напряженно зажавшую белоснежную салфетку. Патриция вздрогнула и высвободила руку.
— Кто причинил вам боль? — без тени игры или насмешки продолжал он.— Может быть, мужчина?
Конечно, подумала Патриция, ничего другого ему и в голову не могло прийти. В нервозности и недоверчивости молодой девушки обязательно виноват неудачный роман, других причин просто не существует.
— У вас создалось неправильное впечатление обо мне,— холодно произнесла она.
— Не думаю, — задумчиво возразил он. — Я очень хорошо чувствую людей.
— Значит, я исключение,— отрезала Патриция.
— Может быть, но вы как-то странно ведете себя. Скажите, а эта вечеринка, подготовка к которой отбирает у вас столько душевных сил, как-то связана с вашим отцом?
— Да, она посвящена его шестидесятилетнему юбилею.
— И она так важна для вас? — Грегори Адамc испытующе смотрел на нее.