Выбрать главу

— Это для чего? — мне нужно было знать все.

— Успокаивающее. Выпей.

Спорить не стала. По крайней мере, мне не помешало бы. Поэтому положила в рот этот маленький горький кружочек и запила водой.

Я замерла и стала рассматривать инструменты, которые он извлекал из своего чемодана. Подготовил медицинские ножницы, иглу и, собственно, сами нити, и кучу еще каких — то штук. Знаю, как будущий врач я обязана во всем этом разбираться, но в данный момент меня трясло так, что зуб на зуб не попадал.

— Вот мне интересно, — взгляд на меня, — ты чего больше боишься: меня или того, что я буду делать с твоей рукой?

— Что будешь делать, — честно ответила я.

— Тогда тебе бояться нечего, не смотри только.

Почему именно этого бояться не стоит? А его самого, значит, стоит?

Подсознательно я уже готова ко всему, и когда я понимаю, что уже сейчас игла проколет мою кожу, а нить поможет связать края раны, невольно отворачиваюсь и закрываю глаза. Минута… две… три… И я ничего не чувствую! То есть вообще ничего! А потом пытаюсь повернуть голову, чтобы посмотреть, как там вообще обстоят дела, но на полуобороте меня останавливает голос:

— Стой! Не смотри! Я почти закончил.

Возвращаюсь в исходное положение и с нетерпением жду конца этой маленькой операции в домашних условиях. Через еще минут пятнадцать, наверное, раздалось долгожданное:

— Все. Жить будешь. Глаза можно открыть.

Я так и сделала. И увидела, что рука уже перевязана бинтом. Тимур сидит рядом и почему — то улыбается.

— Больно было? — издевается. Вот точно — издевается.

— Больно, — решила тоже поиздеваться.

— Да ладно, — абсолютно серьезное лицо. И до меня дошло, что никто не издевался, а спрашивал на полном серьезе. Дура.

— Нет, конечно. Как могло быть больно, если я ничего не чувствовала?

— А вдруг анестезия на тебя не действует, — улыбнулся.

И тут со мной начали происходить странности: голова закружилась, все начало двоиться. Да я вообще перестала соображать. А Тимур, будто этого и ждал. Он резко прильнул ко мне и поцеловал. Хотя поцелуем это было сложно назвать, скорее это завладение моим ртом, сминание моего рта его. Болезненное сминание, алчное и безудержное. Я просто остолбенела, не в силах пошевелиться. Да не смогла бы, даже если и захотела. Неимоверная слабость накатила волной, глаза налились свинцом, а руки, они словно стали ватными, я не могла пошевелить и пальцем. Что происходит? А этот жесткий поцелуй продолжался с новой силой. Теперь он стал более напористее, особенно когда Тимур раздвинул языком мои губы и начал хозяйничать во рту. Наши языки переплелись, а я понять не могла, что вообще происходит. Я что, отвечаю на это безумие? Осознание пришло лишь тогда, когда я поняла, что уже не сижу, а лежу на диване, а он… он на мне. Его руки, находившиеся на шее во время поцелуя, начали спускаться вниз, еще ниже, до самого чувствительного места. И тут… тут я ощутила, как что — то внутри меня сжимается, после чего по телу идет мелкая дрожь и дикое предвкушение. Грудь как — будто потяжелела, соски стали твердыми. И я отчетливого понимала, что если он сейчас начнет ласкать меня, я не смогу отстраниться. Именно по этому, я с силой отбросила его руку, а сама, выскользнув из — под него прямо на пол, встала и побежала к двери.

— Куда ты? Там ливень сильный, — раздалось за спиной.

Но мне было все равно. Хотелось покинуть это место, быть подальше от него, потому что я боялась того, что он может со мной сделать, но еще больше я боялась, как реагирует на это мое тело.

Ливень действительно шел стеной, хватило нескольких секунд, чтобы полностью промокнуть. Уже почти у калитки голова закружилась так, что я поняла, что упаду, а ноги отказывались идти дальше. И я действительно начала падать, не в силах устоять на ногах. Свалиться окончательно мне не дали, удержав и приобняв, а затем и вовсе я оказалась на руках. Тимур нес меня обратно в дом, а я не понимала, что со мной.

— Почему ты меня не слушаешь, маленькая? Я ведь сказал, что не надо под дождик тебе идти.

Эти слова я слышала, как через какую — то пелену забвения, а затем глаза закрылись и я отключилась.

Распахнула глаза. Минут пять лежала, пытаясь осознать, где нахожусь и что произошло. Повернула взгляд на право, посмотрела в окно. Темно, ночь уже. Не может быть такого! Я помню, что пошла выбрасывать мусор, затем встретила Тимура, после он зашивал мне руку, потом дождь, и вот, я отключилась. Только все было утром, а сейчас ночь. Я проспала весь день? Комната была мне не знакома: большая двуспальная кровать, небольшой шкафчик, телевизор на стене. И ровным счетом — все. Это что, спальня? Ладно, не так страшно. Спальня и спальня, ничего такого, я уснула, меня перенесли сюда. Но когда я посмотрела на себя, пришла в полнейший ужас: была накрыта я белой простыней, на мне мужская рубашка, абсолютно не застегнутая, просто накинутая. А вот под рубашкой! Господи, я голая! То есть совсем, совершенно!

Дверь приоткрылась и я замерла.

— Как себя чувствуешь? — в комнату вошел Тимур.

Я натянула простынь до самого подбородка и все же ответила:

— Хорошо. А моя одежда…

— Сушится, — перебил он, — ты вся промокла, а спать в мокром — не лучшая идея.

Облегчение какое — то. То есть у нас ничего не было, ни какого секса. С меня просто сняли мокрую одежду. Сразу радостнее стало на душе.

Тимур подошел к кровати, подвинул мои ноги, чтобы сесть рядом и начал смотреть на меня. Таким пристальным, немигающим взглядом. Смотреть, ничего не говоря.

Я не могла такого выдержать, поэтому в смущении отвела глаза, чувствуя, как краснею.

— Ты очень красивая, — сказал он с некоторой хрипотцой.

И тут я смутилась окончательно. Мне вообще первый раз в жизни парень говорит такое.

— Ты поужинаешь со мной? — следующий озадачивший меня вопрос.

Хотелось бы отказаться, конечно, но я чувствовала, что голодна, да и домой мне попросту не в чем идти, поэтому:

— Да, было бы неплохо поесть, — немного помолчала, подбирая слова, и превозмогая смущение и стеснение, все же спросила:

— Что мне можно надеть?

Ответ последовал не сразу, меня снова осмотрели пристальным взглядом, от которого бросило в жар, и поразили:

— Одежда тебе не нужна.

И Тимур вышел из комнаты, просто встал и вышел. А я удивившаяся и находящаяся в легком шоке, до сих пор полулежала на кровати. Что это сейчас было? Он хочет, чтобы я ужинала голая? Ужас какой! Естественно, ничего подобного я делать не собиралась. Едва встав, направилась к небольшому зеркалу на шкафчике, на ходу застегивая пуговицы рубашки. Подошла, взглянула на себя и, мягко говоря, осталась не в восторге: тушь слегка отпечаталась под глазами, губы саднили и страшно опухли после того не поцелуя, волосы распущены и растрепаны, а резинка неизвестно где. Так еще, вдобавок ко всему, на мне из одежды, короткая мужская рубашка, которая еле попу прикрывает. Даже нижнего белья нет. Кошмар! Нет, так точно я ужинать с мужчиной не буду. Взяла простынь, накинув на плечи, и только после этого вышла из комнаты. В доме света нигде не было, лишь несколько свечей на столе, который был готов к ужину. Сразу подумалось, что это как — то романтично: сидеть за столом с красивыми и аппетитными блюдами при свечах.

Я прошла и села, Тимур вышел из другой комнаты сразу же с бутылкой вина в руке. Увидев меня, остановился и сказал:

— Из — за сильной грозы свет отключили, батареи не работают, так что одежда твоя не скоро высохнет, — ухмылка, — придется тебе у меня на ночь остаться.

— Почему бы тебе не дать мне свою? — поспешила возразить я.

— Потому что не хочу, — парировал он и тоже сел за стол.

— Но рубашку же дал.

— Потому что прохладно было бы спать полностью обнаженной, — строгий взгляд на меня.