— Да, он очень рад, что находится здесь, — ответила она.
— Он ведь физик-атомщик или что-то в этом роде, не так ли?
— Да-а, — подтвердила она.
— Почему же тогда он поселился здесь? Я имею в виду, что ему тут должно быть скучновато. Куда интереснее для него было бы жить в Копенгагене, где он мог бы встречаться с великим физиком Нильсом Бором и другими большими учеными.
— Видишь ли, не знаю, понятно ли это тебе или нет, — он просто больше не хочет заниматься этими делами.
— Вот это-то мне и непонятно. Он что же, больше вообще не интересуется ядерной физикой?
— Интересоваться-то интересуется, но не хочет этим заниматься. Поэтому и живет здесь уединенно. Но, как мне кажется, часто скучает по работе.
— Если бы он только пожелал переселиться в Копенгаген!
— А для чего, Ким?
— Тогда бы мы могли встречаться с тобою и зимой.
— Тебе этого очень хочется?
— Да, — ответил я.
— И мне тоже, — проговорила она.
Так мы шли, разговаривая и все больше удаляясь от поселка. На береговые камни с тихим шорохом набегали небольшие волны. Шум прибоя действовал успокаивающе.
Вдруг Катя схватила меня за руку.
— Смотри-ка, Ким! Опять световой сигнал!
Тут и я увидел яркий луч, похожий на свет мощной автомобильной фары, исходивший откуда-то сверху, с холма. Осветив море, он через какое-то мгновение потух.
Мы сразу же побежали по пляжу в ту сторону, откуда только что появился этот луч.
— Это здесь, — прошептала Катя, — около схода к прогулочным лодкам.
Подойдя туда, мы оказались напротив того таинственного дома, что стоял на холме. Но, к нашему удивлению, он сейчас нисколько не выглядел таинственно. В одном из окон горел свет, пробивавшийся через задернутые шторы.
— Может, подойдем поближе? — тихо спросила она.
Я согласно кивнул. И через несколько минут, вскарабкавшись по довольно крутой и длинной деревянной лестнице, которая вела с пляжа на вершину холма, мы очутились в саду, окружавшем дом.
Задержавшись на верхней ступеньке лестницы, чтобы убедиться, все ли спокойно, мы проскользнули через одичавший сад к дому.
Дорожки густо заросли травой, поэтому наши шаги были не слышны. Я шепнул Кате, чтобы она оставалась на месте, а сам направился к окну. И при этом делал вид, что нисколечко не боюсь. Не знаю только, поверила ли мне Катя, так как на самом деле страх одолевал меня.
Опасался я не тех, кто находился в доме. Ведь услышать меня они не могли. Но человек, посылавший световые сигналы? Не скрывался ли он так же, как и мы, в саду? Может быть, он нас заметил и теперь наблюдал за каждым нашим шагом?
Однако, приложив ухо к окну, чтобы услышать, что делается в доме, я немного успокоился.
В комнате находилось двое мужчин, и из их разговора я понял, что прожектор, луч света которого мы видели, находился там же.
Один из мужчин сказал:
— Черт бы тебя побрал, прекрати, наконец, свое брюзжание! Кто мог заметить наш сигнал? Ведь вечером на пляже никого не бывает.
— Этого я утверждать бы не стал. А кроме того, в гавани постоянно находятся различные суда и лодки. Будоражить всю округу нет никакого смысла. Это ведь не игрушки!
— Не очень-то выступай! — обрезал первый. — Я лишь хотел проверить, как действует прожектор. Что мы будем делать, если завтра вечером окажется, что он не в порядке? И не стоит нервничать по этому поводу. Я ведь тебе уже говорил, что нет ничего такого, чего нам следовало бы опасаться. Давай лучше махнем по стопочке!
— За успех! — произнес второй мужчина. — Как мне хочется, чтобы все поскорее было позади.
— Завтра вечером в одиннадцать все закончится. Самое позднее — в половине двенадцатого. А не сыграть ли нам еще в картишки? Сдавать теперь тебе.
Я услышал, как тот зевнул.
— О'кей! Можно и сыграть, прежде чем идти на боковую.
В течение нескольких минут было тихо. Затем я услышал, как второй мужчина сказал:
— Так ты думаешь, у нас не будет трудностей с этим делом?
— Ни в коем разе. Все хорошо продумано. Будем строго придерживаться того, что нам было сказано.
— А как в дальнейшем? Что касается меня, то я больше на подобное не соглашусь.
— Что будет после этого? Да ничего. Мы просто вернемся в Копенгаген.
— А если полиция установит, что это — дело наших рук?
— Черт побери, этого-то ей и не удастся. А почему, собственно, ты говоришь полушепотом?
— Я-то не шепчу. Это ты орешь во всю глотку, будто хочешь, чтобы нас слышала вся округа.
— Черт возьми, здесь нет никого, кто бы заинтересовался этим домом.