— Видимо, так. Но пока она об этом еще не сказала.
— А это не помешает твоему полету?
— Помешать спасательному рейсу может только возвращение пропавшего звездолета.
В этот момент в браслете личной связи на руке Никиты прозвучал сигнал тревоги и послышался спокойный, но твердый голос командира звездолета «Крылов» Бережного:
— Вязову — в штаб перелета! Явиться по тревоге! Немедленно.
Бережной ждал Вязова у дверей штаба.
— На взлетолет. Летим на космодром. Вверху беда — прядется выручать, — бросил он и зашагал, больше ничего не объясняя.
На околоземной орбите завершалась сборка спасательного звездолета «Крылов» и подготовка его к старту.
Едва поспевая за Бережным, Никита ломал себе голову: что там могло случиться?
И только во взлетолете Бережной кратко объяснил:
— Дикий спутник. Может произойти столкновение с «Крыловым».
— Как так? — удивился Вязов. — Ведь орбита строительной базы в космосе была свободна. Перепроверено десятки раз.
— Вот именно. Все учтено, кроме того, что может измениться в космосе. А этих лун Джона Бигбю целый десяток.
— Но их орбиты хорошо известны и давно изучены.[1]
— Одна из лун Бигбю сошла с орбиты и грозит врезаться в модуль звездолета. Нам с тобой, космическим спасателям, предстоит показать, чему нас учили. Дело, казалось бы, пустяковое — изменить орбиту блуждающего спутника, а от этого зависит чуть ли не вся грядущая история…
— Закрепим, командир, буксир и оттащим глыбу. Работы на несколько часов.
Пока продолжался этот разговор, космоплан вышел уже из верхних слоев атмосферы, переходя на первую космическую скорость и готовясь лечь на орбиту строительной базы, где собирался гигантский звездолет «Крылов».
В отличие от космических ракет, ценой перегрузки быстро выносивших космонавтов на орбиту, в космоплане невесомость пока не ощущалась. Двигатели работали, вызывая ускорение, равное земному, и Вязов даже мог встать с кресла и подойти к иллюминатору, не взмывая под потолок.
— Выходим на орбиту. Значит, скоро появятся наши нули на ниточке, — шутливо заметил он.
— И кто это выдумал модули нулями прозвать? Не ты ли?
— У меня были к тому не только геометрические (дискообразные кабины ведь на нули похожи!), но и философские основания.
— Тоже скажешь, философские! — фыркнул Бережной.
— А как же! — вполне серьезно возразил Вязов. — Поскольку первый модуль использует вакуум, кванты которого по всем физическим показателям равны нулю, то модулю этому предстоит сыграть роль знаменателя, ибо нуль, разделенный на нуль, не равен нулю.
— Ну «занулил», мудрец доморощенный! Как на базе? Связь держишь?
— Так точно. Энергоблок вошел в резонансный режим высвобождения внутривакуумной энергии, а выйти из него пока не удается.
— Худо дело. Выходит, на нас с тобой вся тяжесть ложится.
— Да не такая это уж тяжесть — на космическую рыбку сеть накинуть.
— Ну-ну, рыбак космический. Смотри, как бы у разбитого корыта не остаться! — проворчал Бережной.
Он получил с Земли указание, на какую орбиту при достижении определенной скорости вывести космолет, чтоб раньше Дикого спутника оказаться вблизи «Крылова».
Конечно, орбиты их не совпадали и находились даже в разных плоскостях. Но, как вычислили земные компьютеры, из-за происшедших перемен в движении Дикого спутника он должен встретиться с «Крыловым» как раз в той точке, где он и Дикий спутник могли оказаться одновременно. Вероятность столкновения была, принципиально говоря, чрезвычайно малой, но все же не равнялась нулю и снова, как и в случае с «московским метеоритом», грозила стать реальностью.
Звездолет состоял из двух дискообразных модулей по 50 метров диаметром. В переднем размещалась техническая часть с энергоустановкой. В заднем — жилая кабина и пост управления всей аппаратурой технического модуля. Модули, соединенные тросом, передающим тяговое усилие, к моменту старта должны были разойтись на сотню километров. Эти сто километров избавляли экипаж от возможных вредных влияний внутривакуумной энергетики, а в сравнении с преодолеваемыми расстояниями такая длина буксира не имела никакого значения.
Правда, для посещения в пути технического модуля космонавтам требовалось воспользоваться скафандрами с реактивными двигателями и испытать двойное ускорение, чтобы нагонять разгоняемый с земным ускорением технический модуль.[2]
— Вижу «дикаря», — крикнул Вязов.
— Готовь скафандры. Пойдем на абордаж!
1
В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в журнале «Икарус» американский ученый д-р Джон Бигбю сообщил, что им обнаружено на околоземных орбитах десять космических тел, которые не были запущенными СССР или США искусственными спутниками. Он исследовал их траектории, и оказалось, что все они сходятся в одной точке, из которой «осколки» начали свое движение восемнадцатого декабря тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, видимо, составляя вместе одно тело, разрушившееся по неизвестной причине. Тогда же в космосе наблюдалась вспышка. Она не была сразу потухшей сверхновой звездой или метеором, не оставившим в атмосфере светящегося следа. Причину ее так и не установили. Советский ученый Сергей Петрович Божич высказал гипотезу, что восемнадцатого декабря тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, за два года до запуска первого искусственного спутника Земли, на околоземной орбите взорвался чужепланетный космический корабль. Джон Бигбю не решился присоединиться к этому мнению, предпочитая более «естественную» причину образования обнаруженных им лун, но назвать ее не смог. В США нашлись ученые, принявшие гипотезу Божича, но никаких попыток исследовать в космосе загадочные луны Бигбю не было сделано. В условиях международной напряженности космос наполнялся все новыми объектами, в том числе военного назначения, и говорить об инопланетном посещении всерьез было не принято. О лунах Бигбю забыли. Но они продолжали существовать
2
Еще в глубокой древности говорилось, что «природа не терпит пустоты», и представления о том, чем пустота заполнена, сменяли друг друга: небесная твердь оказывалась то жидкой средой с вихрями звезд (по Декарту), то, наконец, даже мировым эфиром, одновременно и сверхтвердым и сверхпроницаемым. Последняя гипотеза была поставлена под сомнение после опыта Майкельсона — Морли, доказавшего, что при движении Земли эфирного ветра нет; это послужило толчком для создания теории относительности с ее постулатом о предельной скорости света. И только после появления теории фундаментального поля ленинградского физика И. Л. Герловина (Протодьяконов М. М. и Герловин И. Л. «Физические свойства кристаллов». М., «Наука», 1975) стало ясно, что вакуум материален, а физические свойства его квантов не проявляются потому, что те состоят из соединившихся частиц вещества и антивещества (протон — антипротон или электрон — позитрон), взаимно компенсирующих характеристики друг друга, но возбуждающихся и передающих это возбуждение в результате электромагнитного излучения. Эти представления, подтвержденные и другим видным физиком Судерманом, поставили задачу использования энергии возбужденных квантов вакуума и даже более — энергию связи самих элементарных частиц, состоящих, по Герловину, из кольцевых электрических образований. Однако эта энергия связи, которую мыслилось высвободить с помощью резонанса, оказалась столь колоссальной, что использовать ее допускалось лишь в космосе для обеспечения звездолетов, получающих ее в пути из вакуума, отталкиваясь от него, как от материальной среды, без выбрасывания требуемых при реактивном движении огромных масс вещества.