В сердцах захлопнув дверь, боярин метнулся прочь. Стараясь сдержать обезумевшее сердце, он шагал по переходам, особо не задумываясь, куда несут его ноги. Не в силах с собой ничего поделать, Прохор, опустившись на лавку, задумался: перед глазами продолжала стоять Пелагея, и её несчастные глаза терзали душу. Из грёз хозяина вывел подлетевший слуга:
– Ещё чего откушать желаете? – поинтересовался он.
Оглядевшись, боярин понял, что вернулся в трапезную, и пробурчал:
– Принеси вина, да покрепче.
Холоп удивлённо захлопал глазами: хозяин никогда не выказывал слабости к заморскому зелью, но взглянув на хмурое лицо господина, спорить не стал и умчался выполнять поручение. Продолжая бездумно сидеть за столом, Прохор вспоминал слова Пелагеи и облегчённо выдохнул:
– Выходит, девчонка не её дочь…
Не то, чтобы Долматов не хотел иметь ребёнка, просто понимание того, что этот ребёнок мог вырасти без его участия, калёным железом выжигало его внутренности.
– Если только она не врёт, – вновь завёл спор с сам с собой Прохор.
– А зачем ей врать?
– Ну, чтобы позор от себя отвести.
– Какого позора ей бояться? После того-то дня, как отец её из дома выгнал? Куда уж больше? Да и сам помнишь, как девчонку в лесу нашли… Никто ж найдёныша не признал… Иначе сразу бы сказали: Пелагеена дочка, – наконец пришла в голову боярина разумная мысль.
– А может, Пелагея специально в княжеский дом ребёнка подкинула? Как кукушка? А потом, как девка подросла, обратно забрала?
– Точно Евсей говорил: совсем ты умом тронулся, Прохор, – поругал он себя за бредовые предположения. – Не о том думаешь! Лучше вспомни, что Пелагея о Фроле говорила.
– Она скажет!
– Эх, Прохор, Прохор, – с укором вздохнул голос внутри, взглянув печальными глазами Пелагеи.
И тут за спиной раздался несмелый кашель. От неожиданности боярин даже вздрогнул и, развернувшись, замер: на пороге стоял Друцкий.
– Добрый вечер, Прохор Алексеевич. Ты прости, что без приглашения, да на ночь глядя, – льстиво запел Фрол. – Но уж больно меня тревожит, не сбежит ли пленница твоя. Вот и зашёл проведать да убедиться.
Пытаясь поймать бегающий взгляд позднего гостя, Долматов нахмурился. «Действительно, почему я никогда не сомневался в правдивости его слов?» – неожиданно подумал он.
– Не тревожься. Куда она денется? Стены у меня крепкие, – хмыкнул Прохор. – Да, ты вовремя, – постарался он улыбнуться и признался: – Что-то на душе тяжко. Садись, выпей со мной, – предложил хозяин, показывая на табурет.
Холоп как раз поставил перед господином чарочку и кувшин с горячительным. Гость расплылся в довольной улыбке – Фролка любил приложиться к хмельному зелью. Долматов сделал знак, и в тот же миг слуга принёс и второй кубок.
Охотно прихлёбывая вино, бояре вели незатейливую беседу. Обсудили последние новости, поговорили о политике и кознях соседей и взялись ворошить былое. Только хозяин на вино особо не налегал, а больше подливал гостю.
– Эх, молодость, молодость… – пьяно хихикнул Друцкий.
Заметив, что Фрол совсем захмелел, Прохор вспомнил, как он сватался к Пелагее.
– Вот ежели бы ты мне тогда глаза не открыл, так и женился бы я на ведьме этой, – кивнул Долматов в сторону второго этажа, вновь подливая гостю вина. – Как ты узнал, что с другим Пелагея путается?
– Так то конюх мой был, – растянулся в улыбке Фрол, с удовольствием приложившись к кубку.
– Твой конюх? – изумился хозяин. – А что ж сразу не сказал?
– А зачем? – взглянул осоловелыми глазами Друцкий, и Прохор вдруг задумался:
– Слушай, а ты ведь тоже к Пелагее свататься собирался?
– Было дело, – соглашаясь, икнул гость.
– И как же? Знал, что она с твоим конюхом снюхалась, а сам сватов засылал?
– С кем снюхалась? – уже ничего не соображал Фрол.
– С конюхом, – напомнил Долматов.
Старательно протирая глаза, Фрол тупо уставился на собеседника.
– Так с тобой она путалась… Видел я вас как-то. Пришёл под окошко, а вы как раз прощались. Нацеловаться не могли, – скривился он.
– Ну, а конюх? – не отставал Прохор.
– А что конюх? – не в силах справиться с закрывающимися глазами, промямлил Фрол. – А в конюха Парашака была по уши влюблена. Чернавка купеческая, – уже засыпая, выдохнул он.
– И что? – пытаясь растолкать пьянчугу, допытывался Долматов.
Фрол недовольно заворчал:
– Что, что… Парашка окошко и открыла. Я обещал поженить их, – прошамкал Друцкий и захрапел.
Услышав неожиданное признание, Прохор ошеломлённо замер. До боли сжав кулаки, он пожирал глазами уснувшего негодяя: как же Долматову хотелось его придушить! Но заскрежетав зубами, он лишь шумно выдохнул и, презрительно хмыкнув, вышел вон.