– Что встали? Кланяйтесь, как подобает, хозяйке своей, – грозно взглянул на челядь Левашов, и дворовые, изумлённо переглянувшись, поспешили исполнить приказание господина. Заметив среди слуг жену ключника, Евсей дал наказ: – Отведи девицу в горницу да к завтрашнему дню всё для венчания подготовь.
Услышав слова князя, ключница, покосившись на живот «девицы», еле заметно усмехнулась, но язвить благоразумно не посмела, а только взметнула руками:
– Да как же я к завтрашнему дню-то успею?
– А ты успей, Антонина Тихоновна, – холодно прищурился Евсей и прошёл в светлицу. – Да! И не смейте мне языками трепать, – обернувшись, предупредил он, и женщина, отдавая распоряжения челяди, засуетилась.
Дворовые девки, зашуршав сарафанами, на ходу опасливо перешёптывались.
– Это как же? Невесту в доме жениха готовить?! – фыркнула одна.
– Да и невеста уже на сносях, – хихикнула другая.
– Знаю я её… Говорят, Таянка эта – ведьма лесная! – зашептала третья.
– Похоже на то… Не иначе околдовала нашего князя!
– Тише вы! А то, как глянет – и ни один парень больше не глянет и не посватается, – испугалась четвёртая.
– Ой, а что же батюшка Евсея Фёдоровича-то скажет?
– Цыц вы, сороки! – прикрикнула ключница. – Пока князь вам языки-то не укоротил, – пригрозила она, и девушки притихли.
От неожиданно свалившихся на неё перемен Таяна находилась, словно во сне. Женщины отвели её в баню, помыли, расчесали, обрядили, но девушка кожей чувствовала, как насторожено челядь поглядывает в её сторону.
Наконец, оставшись одна, Таяна растянулась на пуховой перине. Суматошные мысли блуждали в её голове, и невольные воспоминания, заставляя сердце дрожать, долго не позволяли уснуть.
Вручив невесту заботам ключницы и дворовых слуг, Евсей вызвал дядьку:
– Прохор Алексевич, распорядись, чтоб воевода дружину собрал. Да наготове пусть будут, если вдруг пан Залевский со своими разбойниками пожалует.
– Думаешь, осмелится?
– С него станется. Лучше поберечься, – нахмурился Левашов. – После свадьбы гонцом поскачешь в Москву, сообщишь, что здесь я и намерен сам суд вершить. Пусть представителей царских пришлют, коли сомневаются. Ну, а если пан Зеленский обвинителем Таяны выступать намерен, добро пожаловать, встречу. Но только пусть один приезжает, без своих гусар.
– А если в Судебном Приказе потребуют в Москву явиться с девчонкой?
– Ну, ты объясни там разумно, что не с руки сейчас ей по дорогам скитаться. Тем более распутица вот-вот начнётся.
– Ой, Евсей, как бы не осерчал на тебя царь, – вновь засомневался Прохор.
– А чего ему серчать? Какая разница, где суд состоится? Мало ли других дел в Златоглавой, чтобы за каждую девку тревожиться? Защитником её выступишь? – взглянул Левашов на дядьку. – Или мне кого другого искать?
– Да чего уж там. Выступлю, тем паче более других в деле разбирался.
Стараясь соблюсти хоть какие-то приличия, Евсей к Таяне в этот вечер не пошёл, только вызвал ключницу и передал с ней украшенные жемчугом золотые колты64.
– Возьми, Антонина Тихоновна, завтра невесту мою в них обрядишь, – приказал князь.
Взглянув на украшения, женщина восхищённо выдохнула.
– Отродясь жемчуга такой красоты не видывала. Откуда ж такой? Заморский, видать?
– Да нет, мать, наш, местный. Русалочьи то слёзы.
– Не может быть! – вылупила ключница глаза и заволновалась. – Кому русалка свои слёзы подарила, такого человека ни одна хворь, ни напасть не возьмёт. Сила в них великая. Как же она тебе их нагоревала? – удивлялась Антонина.
– Это невесте моей спасибо сказать надо. Эти слёзы ей предназначались, и жемчуг этот ей и носить, – улыбнулся Левашов.
Женщина только настороженно взглянула на господина и, перекрестившись, подумала: «Знать, непроста девка эта, раз сама русалка о ней печётся». Ключница ушла, а князь, ворочаясь на перинах, вспоминал Таяну. Как же ему хотелось обнять и приласкать любимую, нашёптывать ей ласковые слова, жарко целовать медовые губы, касаться нежного тела. «Ничего, голубка моя, дольше в разлуке маялся, уж одну ночь пережду», – успокоил себя Евсей и вскоре уснул.
Утро яркими лучами вломилось в светлицу. В этот знаменательный день Левашов поднялся рано, желая лично распорядиться о предстоящем праздничном пире, а всё уладив, облачился в свадебный наряд и вышел во двор.
Памятуя о наказе господина, челядь старалась не болтать о венчании, и свадебная процессия добралась до церкви, не привлекая особого внимания. Кроме самых близких друзей и преданных слуг, в церкви никого больше не было. Во время таинства Таяна, слабо понимая, что с ней происходит, стояла ни жива ни мертва. Голос священнослужителя, гулко отражаясь от стен и купола храма, звучал в ушах мерным журчанием, мерцание свечей расплывалось в глазах, и всё действо происходило, словно в тумане.
64
Колты крепили на головном уборе на уровне виска на сложенной вдвое цепочке или ленте. Обычно они состояли из двух выпуклых пластинок, которые соединялись вместе и сверху ещё дополнялись дужкой для крепления. Часто по краю колта делали жемчужные обнизи. мастера в поисках наилучшей игры света и тени умело оттеняли серебро и золото чернью. Самым распространённым рисунком для колтов были изображения птицы Сирины или древа жизни. Это связывают с символикой свадебного обряда: птицы – символ брачной пары, а дерево – знак новой жизни.