– Поляк что ли? – нахмурился Засекин. – Да на что он нам? Будто мы с товарищем без ляхов детей поженить не в силах?
У Друцкого забегали глаза, и он, с опаской покосившись на иноземного гостя, шепнул:
– Да хоть и поляк… Сейчас не поймёшь, где наши, а где чьи… Всё перемешалось. Русские бояре литовцам служат, литовцы и поляки – русским. А пана Залевского сам королевич жалует. Ты волком-то на него не смотри. Неизвестно ещё, кто завтра на трон русский сядет. А то как Владислав? Такая дружба и возвысить тебя может, Алексей Григорьевич.
– Ох, Фрол, не по душе мне дружбу с врагами земли нашей водить, – брезгливо поморщился князь. – Но да ладно… Бог с ним, раз уж приехали, – нехотя согласился Засекин и уже громко проговорил: – Добро пожаловать, гости дорогие, – поприветствовал он, и княжьи посланники последовали за хозяином.
С высоты второго этажа Таяна с Любавой, выглядывая из-за перил открытого перехода, глазели на прибывших людей.
– Ой, Любавушка, а который из них жених сестрицы твоей? – с любопытством разглядывая гостей, спросила Таяна.
– Не знаю… Не видала я его, – пожала плечами маленькая княжна и фыркнула: – Только все они какие-то старые…
– И некрасивые, – согласилась подруга, и девчонки прыснули со смеха. – Побежали в залу, а то всё самое интересное пропустим. Может, жених уже там? – встрепенулась Таяна, и весёлые пичуги, торопясь первыми добежать до места, поскакали по лестнице. Но у дверей уже толпилась челядь, и девчонкам никак не удавалось пробраться в первые ряды. Они, только встав на цыпочки, вытягивали шеи, стараясь разглядеть, чего же там происходит у взрослых.
К гостям вышла и княгиня. Располневшая фигура женщины говорила, что вскоре у Любавы появится братик или сестричка. Княжне больше хотелось сестрёнку. У неё уже были и старший, и младшие братья, а вот младшей сестрицы не было.
В просторной трапезной собралось человек семь гостей. Боярин в богатом кафтане вышел вперёд и начал разговор, а человек, одетый по-иноземному, стоял с ним рядом и, молчаливо слушая, лишь качал головой. Боярина Любава знала. С полгода назад он приезжал с Фёдором Петровичем Левашовым, а разодетого чужестранца видела впервые. Подружкам ой как хотелось взглянуть на жениха Настёны, но прислушиваясь к разговору, девочки поняли, что он ещё не приехал, и, переглянувшись, состроили разочарованные рожицы.
Кроме Любавы и Таяны к дверям трапезной набежала вся дворовая детвора, и неугомонная стайка, хихикая и толкаясь, толпилась в коридоре, но тут вышел ключник и, завидев детей, цыкнул:
– А ну, бесята, брысь отсюда! Гляди-ка, уши развесили! – заворчал Василий Иванович и, взглянув на маленькую княжну, покачал головой. – Шли бы вы, боярышня, на женскую половину, – посоветовал он, а дочери строго приказал: – А тебя чтобы больше я тут не видел!
Детворе ничего не оставалось, как повиноваться, и шумная ватага разбежалась кто куда, придумывая по дороге новые развлечения.
– Пойдём, – вздохнула Таяна, потянув княжну за рукав.
– А давай к Настёне сбегаем, – предложила Любава и повернула в другую сторону.
Девочки залетели в горницу к старшей княжне. Девушка сидела перед большим зеркалом и, придирчиво себя разглядывая, прихорашивалась.
– Зря стараешься, – решила подразнить сестру Любава. – Не приехал твой жених. У него поважнее дела имеются, – показала она язык.
– Да ну тебя! – фыркнула Настасья. – Очень он мне нужен. Вовсе я не для него, а просто так.
Любава присела рядом на скамеечку и залюбовалась сестрицей. Княжна была настоящей красавицей. Статная, хорошо сложенная девушка, выгнув тонкую бровь, примеряла драгоценные колты и, похоже, знала себе цену. Тёмно-русая коса толщиной в руку спускалась ниже бёдер, на белом личике Настасьи алыми кораллами сияли губки, а лёгкий румянец придавал ей особое очарование. Всем княжна пошла в матушку, не то, что она, Любава: худенькая и несуразная. «Соплёй перешибёшь», – порой слышала за спиной она насмешки дворовых мальчишек. И волосы у младшенькой, хотя и были мягкими да шелковистыми, но с сестриной косой не сравнишь. Частенько, причёсывая дочку, матушка вздыхала:
– И в кого у тебя волосёнки такие? Видно, в бабку отцовскую пошла. Одни глазищи на лице, больше и нет ничего.
Разглядывая себя в зеркальце, Любава и вправду понимала: куда ей до Настасьи? Да и наряды ей особо не шили. Всё старшенькой полагалось.
– Ничего, – успокаивала подопечную нянюшка. – Вот выдадут Настеньку замуж, уж тогда и до тебя очередь дойдёт. Расцветёшь ещё! Словно цветочек луговой… – улыбалась она, гладя девочку по голове. – Всем парням на загляденье. А пока радуйся, дитятко, воле. Успеешь ещё взрослой жизни хлебнуть, – вздыхала старуха.