– Останови их, я всё скажу! – воскликнул отец.
– Хорошо, говори, – усмехнулся пан и сделал знак воинам. Те остановились, но Настенька продолжала оглашать зал рыданиями.
– Ключ находится в моей опочивальне в тайнике. Я принесу.
– Конечно, принесёшь, только позже, – хихикнул Якуб и громилы, оскалившись, снова набросились на девушку.
– Ты обещал! Не тронь дочь!
– Я тебе не верю. Ты врёшь. Не мог ты так быстро сдаться.
Девушка истошно закричала и затихла. Отец зажмурился, и из его глаз от бессилья брызнули слёзы.
– Отпустите её! – простонал Засекин.
– У тебя ещё есть жена и сыновья, – оскалился поляк. – Подумай о них.
Неожиданно твёрдо взглянув в глаза негодяю, князь сцепил зубы. Он понял: в любом случае этот польский выродок не пощадит никого. Собрав силы, Засекин рванулся и, скинув с себя державших его людей, выхватил саблю у рядом стоящего поляка. Одним ударом он разрубил врага, а следующим броском пронзил негодяя, истязающего его дочь, при этом задев и её. Взглянув в обезумевшие глаза девушки, отец прошептал:
– Прости, – и пронзил кинжалом грудь Настеньки.
Развернувшись, Засекин успел убить подбегающего к нему гусара и ранить ещё двоих казаков, но тут на голову князя сзади обрушился удар, и он пошатнулся. Алексей Григорьевич пытался устоять на ногах, и, воспользовавшись его заминкой, к князю подлетели четверо поляков, ухватив его за руки. Рыкнув, Засекин дёрнулся, кафтан затрещав по швам, лопнул, и пуговицы вместе с удерживающими его врагами полетели в разные стороны. Отпихнув ногой одного из нападающих, князь ударил кулаком в морду другого, но силы были неравными, и Алексея Григорьевича всё же сумели схватить и обезоружить. Засекин продолжал рвался из удерживающих его тисков, разодранный кафтан и рубаха открыли его мощную грудь, и глаза Залевского уставились на нательный крест и странный золотой амулет. Оберег имел форму солнца и луны, а тёмный рубин, разделяя небесные светила, поблёскивал алым мерцанием. В этот момент дверь распахнулась, и в зал впорхнули две девчонки.
Любава собиралась произнести забавную речь, представляясь своей служанкой, но лишь переступив порог, осеклась.
Увидев дочь, князь, судорожно облизав разбитые губы, истошно заорал.
– Беги!
Любаве хватило мгновения, чтобы, услышав вопль отца, пуститься со всех ног. Проскользнув мимо стражника у входа, княжна помчалась к матери, а Таяна же, оцепенев от страха, осталась стоять, в ужасе уставившись на труп Настасьи.
– А вот и младшенькая пожаловала! – увидев богатые одежды девочки, захихикал Якуб, и несчастную подхватили грубые мужские руки.
– Она же ребёнок! – пытаясь высвободиться из хватки, закричал князь.
Но зверьё в человеческом обличье, не обращая внимания на слёзы девочки, уложили бедную на стол. Малышка завизжала, заставляя дрожать перепонки в ушах, и поляк ручищей закрыл ей рот. Тут раздался жуткий вой ключницы. Женщина коршуном кинулась на насильника, но удар ножа остановил несчастную мать, и она свалилась на холодный пол. Зажатая грубой ладонью девочка стала задыхаться, но громила, не замечая этого, продолжал измывался над жертвой. Лишь позже, осознав, что бедняжка затихла, негодяй, с досадой поморщившись, отступил.
Алексей Григорьевич зарычал. В него словно дьявол вселился. Во второй раз Засекин раскидал схвативших его людей, и вновь завязалась рукопашная. Весь израненный князь вёл неравный бой, круша всё на своём пути. Одна мысль владела отцом: дать младшей дочери спастись. Не замечая боли и собственной крови, Засекин рубил подлетающих к нему вояк, пока его не сразил выстрел пищали. Князь захрипел и, сделав ещё пару шагов, рухнул.
– Что ты наделал? – взвился Якуб.
– Так сколько он нашил людей уложил, – оправдывался гусар, сжимая ещё дымившееся оружие.
Пан подошёл к поверженному Засекину и, взглянув на золотой амулет, сорвал его с шеи.
– Похоже, у князя действительно богатая казна, – рассматривая древнюю вещицу, хмыкнул Якуб. Спрятав оберег в карман, он взглянул на Друцкого. – И что теперь делать будем?
– Князь не рассказал, княгиня расскажет, – проговорил Фрол, и сообщники, переглянувшись, направились к выходу.
– А с остальными что делать? – кивнув на слуг, поинтересовался одни из людей пана.
– Никого не оставлять в живых, – приказал Залевский и вышел.
Любава неслась по коридору и, влетев в опочивальню княгини, выпалила:
– Матушка, бежать надо! Предали нас! Батюшку схватили, а Настеньку убили!
Женщина побледнела и, застонав, схватилась за живот.
– Матушка, бежим! – тянула за рукав девочка.
– Не смогу я. Догонят меня. А ты беги к лесу, там схоронишься. Поторопись, – проговорила Варвара и обняла дочь.