Позднее, когда уже ложилась спать, Гэбриэл с удивлением размышляла о новом, странном повороте событий. Джулия Гриффитс стала деловым партнером Лоры Бретт вскоре после развода. В то время души в ней не чаявшие дедушка с бабушкой занимались маленькой Гэбриэл, пока ее мать и Джулия поднимали на ноги свое бюро по трудоустройству. Но Гэбриэл страшно скучала по отцу, а также по своим школьным друзьям в Пеннингтоне и каждые школьные каникулы возвращалась туда, словно птица к родному гнезду.
Потом отец продал их семейный дом в Пеннингтоне, переехал в «Хэйуордз-Фарм» к своей тетке, Шарлотте Хэйуорд, и превратил давно не используемые сараи в большую мастерскую для своего реставрационного бизнеса. После смерти тетки он унаследовал ее собственность. К тому времени он вернул Адаму долг, однако нанять дополнительный персонал в таком бизнесе было делом не легким.
Гарри Бретту было трудно угодить, когда дело касалось мастерства его работников. Элисон Тейлор, самая опытная его помощница, недавно ушла в декретный отпуск, и Гарри остался один на один с неудержимо растущей горой работы, так что последовавший вскоре сердечный приступ не удивил никого, кроме его самого.
И вот теперь Лора Бретт предложила свозить бывшего мужа на отдых, чтобы помочь его выздоровлению. Перспектива заговорить об этом с отцом не радовала Гэбриэл.
Сердце ее подпрыгнуло, когда поздним вечером раздался телефонный звонок. Подумав с ужасом, что это плохие новости из больницы, она трясущейся рукой схватила трубку.
– Мисс Бретт, это Адам Дайзарт. Извините, что звоню так поздно. Как сегодня самочувствие Гарри?
– Не очень хорошо, – сказала Гэбриэл, едва переводя дыхание и без сил наваливаясь на стол; сердце постепенно успокаивалось. – Если верить палатной сестре, у него получилась передозировка крикета по телевидению.
– Гэбриэл, не сочтите это за бесцеремонность с моей стороны, но я не могу не беспокоиться за вас.
Ее брови изумленно поднялись.
– Помилуйте, да с какой это стати?
– Потому что ночью вы здесь одна, а в подвале порядочно ценных вещей. Может, вы позволите мне помочь вам в этом отношении?
– И как же? – безучастно спросила она.
– У «Дайзартс» есть в Пеннингтоне стальная камера для ценностей. Если хотите, я мог бы каждый вечер перевозить туда ваши вещи. Безопасность гарантирую.
– Это очень любезно с вашей стороны, но я не беспокоюсь за картины. – Ей не давали спать потрескивания и стоны, словно сошедшие со звуковой дорожки фильма ужасов, а не бремя ответственности за произведения искусства.
– А нельзя ли, чтобы Уэйн или Эдди ночевали в доме, пока Гарри отсутствует?
– В этом нет нужды, – твердо сказала Гэбриэл.
– Ну, раз вы так считаете… Но все же звоните, если понадоблюсь. В любое время дня и ночи.
– Вы очень добры, – сказала она, застигнутая врасплох его словами. – Большое спасибо.
– Не стоит благодарности. Я сказал то, что думал. Спокойной ночи, Гэбриэл. Приятных снов.
Гэбриэл на этот раз спокойно проспала всю ночь и проснулась только тогда, когда зазвенел будильник. Поэтому чувствовала себя отдохнувшей и полной желания действовать, так что ко времени появления Уэйна и Эдди она была уже вся в работе, делая пробы на разных мелких участках у краев картины, чтобы определить, каким типом растворителя пользоваться для удаления поверхностного слоя краски. В конце концов она остановилась на своем любимом ацетоне, разбавленном уайт-спиритом, и смоченной им же подушечке, которая хорошо останавливает растворитель, если он подействует слишком быстро.
После нескольких часов труда был очищен лишь маленький кусочек полотна, но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать волнение у помощников Гэбриэл.
– Там точно кто-то есть! – торжествующе воскликнул Эдди. – Вон тот розовый кусочек – это кожа?
Гэбриэл, с благодарностью приняв кружку с кофе, покачала головой.
– Нет, это часть платья – похоже, атласного. – Она вздохнула. – Жаль, что папа этого не видит. Он бы обрадовался.
Теперь, когда она удаляла саму темную, коричневатую краску, которой была замазана картина, Гэбриэл настолько увлеклась, что Уэйну пришлось напомнить ей о необходимости поесть. Она нехотя согласилась на сэндвич, а потом снова с головой ушла в работу, прерываясь только время от времени, когда то один, то другой из ее помощников приносил ей чего-нибудь попить. В половине шестого они сказали, что если она хочет успеть в больницу, то пора закругляться.
В больнице, ободренная благополучным видом отца, Гэбриэл с таким подъемом рассказывала ему о проделанной за день работе, что заставила его лукаво улыбнуться.
– Выходит, ты больше не против того, чтобы трудиться для Адама!
– Я это делаю ради тебя, папа, а не ради Дайзарта.
– Если не считать того, какое удовольствие приносит тебе самой процесс разгадывания тайн, скрывающихся под верхним слоем краски. – Он похлопал ее по руке. – Какие растворители ты применяешь?
И они погрузились в обсуждение технических вопросов. Гарри дал дочери весьма ценный совет о том, что делать после того, как объект будет полностью виден и она дойдет до лака. Только когда другие посетители стали уходить из палаты, Гэбриэл вспомнила о предложении матери.
– Папа, – начала она, – у тебя есть какие-нибудь соображения относительно того, что произойдет, когда тебя выпишут?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Я вернусь домой, разумеется.
– Медики говорят, тебе нужен полный покой.
– Я буду паинькой, – пообещал он, но тут же озабоченно нахмурился. – Или это слишком обременит тебя? Ты и так уже взяла дело на себя, не даешь ему развалиться, пока меня нет.
– Суть совсем не в этом. Я давно хотела тебе сказать, папа. С работы я ушла.
Он с испугом посмотрел на нее.
– Из-за меня?
– Нет. Я уже какое-то время собиралась сделать такой шаг – Гэбриэл замялась. – Дело в том, папа, что тебе нужно поправить здоровье перед тем, как вернуться в «Хэйуордз». Приятные небольшие каникулы, морской воздух, покой и тишина.
– У меня почему-то такое чувство, что ты уже все устроила. Признавайся. Что ты там напланировала для меня?
– Это не я, а мама. Она… она предлагает тебе провести с ней пару недель в коттедже Джулии на Гоуэре, – выпалила Гэбриэл одним духом.
Голубые глаза Гарри Бретта прищурились.
– Ты уверена?
– Конечно, уверена, – терпеливо сказала Гэбриэл. – Что тут такого удивительного?
– Мы с твоей матерью очень давно не живем под одной крышей, – сухо сказал он. – И вдруг она ни с того ни с сего предлагает, чтобы мы провели вместе две недели?
– Мама звонит каждый вечер, спрашивает, как у тебя дела. Что мне сказать ей сегодня? Да или нет?
– А ты что посоветуешь?
– Делай то, к чему душа лежит, – ответила Гэбриэл. – Подумай, поразмысли. Что решишь – скажешь мне, когда я приду к тебе завтра…
Лору Бретт позабавил рассказ о реакции ее бывшего мужа.
– Я утром сама ему позвоню и скажу, что мое предложение делается из самых добрых побуждений. А если ему неприятна перспектива побыть в моем обществе, пусть возьмет с собой в коттедж кого-нибудь другого. У него кто-то есть? – спросила она напоследок.
– Нет, мама. Во всяком случае, насколько я знаю.
Ближе к вечеру следующего дня, обрабатывая холст кусочек за кусочком, Гэбриэл удалила довольно много нанесенной сверху краски, и на картине почти целиком открылось второе лицо. Как и первое, оно не вполне отчетливо проступало под слоем растрескавшегося и изменившего цвет лака, но черты были достаточно различимы, чтобы заметить несомненное сходство между этими двумя красавицами.
– Сестры? – взволнованно спросил Уэйн.
– Должно быть, – устало сказала Гэбриэл, поворачивая голову поочередно в одну и другую сторону. – Завтра увидим больше, когда я удалю остаток этой коричневой краски. Может быть, даже обнаружим подпись.