В лесу, выбрав укромное местечко, он принялся подробно изучать дневник. Это занятие увлекло его настолько, что он и не заметил, как прошел день и солнце стало клониться к западу. Да, только сейчас, познакомившись с записками партизана, Болтиков понял многое из того, о чем они с майором Брюнером столько думали, над чем столько ломали головы. Так вот кто предупредил ляховчан, что их собираются угонять в Германию. Степан. Все этот Казимиров! А ведь из-за него и сам Болтиков едва не поплатился жизнью. Его тогда немцы хотели расстрелять, как того старосту. Едва вымолил пощаду, на коленях. Отходчивый все же характер был у майора Брюнера.
Бандит злобно сжал кулаки. «Ну, не знал я этого раньше. Своими бы руками прикончил, когда ты попал к нам в комендатуру, Сте-пан Ка-зи-ми-ров!» — сквозь зубы процедил он.
От воспоминаний к действительности Болтикова вернул звук чьих-то тяжелых шагов слева. Он вскочил и стал напряженно всматриваться в ту сторону сквозь густые ветви ольшаника. Что и говорить, тревожные дни настали для бывшего брюнеровского адъютанта. Недаром говорят: кто порося украл, у того в ушах пищит. Там, далеко от этих мест, в своем пивном ларьке, он еще чувствовал себя более-менее спокойно. А здесь каждый шорох, каждый задержавшийся на нем взгляд незнакомого человека загонял, как говорят, его трусливую душу в пятки.
Кусты раздвинулись, и на полянку вышел Антек.
— Ты чего это прохлаждаешься! — накинулся он на Болтикова. — Тебе же на смену заступать.
— Разве уже пора? — начал робко оправдываться Болтиков.
— Что, зачитался своими «подвигами» и забыл про все на свете? — язвительно спросил Антек.
— Опасный он был для нас человек, — словно не заметив тона последних слов Антека, задумчиво проговорил Болтиков.
— Все прочел?
— Все.
— И запомнил, где он был, в каких операциях участвовал?
— Будто бы запомнил, — неуверенно ответил Болтиков.
— Смотри же, в людях не ошибись, — наставительно произнес Антек, — и в местностях. А то и верно погоришь.
— Постараюсь.
— А теперь давай его сюда.
— Что? — не понял Болтиков.
— Дневник. Мне же его вернуть надо. Я взял только на один день.
— Бери. — Болтиков протянул дневник Антеку и поинтересовался: — А как там дела на стройке? До пня еще не добрались?
— Еще нет. Но уже скоро. Рядов двадцать осталось. Я выбрал там в одном месте несколько кирпичей и как раз на пень наткнулся. Так что сегодня будет у нас горячая ночка.
— Разве уже сегодня? — Болтиков съежился, жалобно глядя в глаза Антеку.
— А как ты думал! Если завтра до него доберутся днем, нам с тобой там уже делать будет нечего. Его эти молокососы откопают. А мы должны их опередить. Так что ты долго с этой пионервожатой не болтай, а как только освободишься — быстрей ко мне на подмогу. Я пока буду кирпичи разбирать.
— Послушай, Антек! — вдруг взмолился Болтиков. — Если мы здесь последнюю ночь, так зачем мне с нею сегодня разговаривать? Еще, чего доброго, напутаю, она почует — помешать нам может.
— А это ты дело говоришь, — одобрительно кивнул головой Антек. — Перенеси разговор на завтра. Только причину убедительную придумай. А то еще скорее заподозрить может.
— Причину мне легче придумать, чем толковать с ней.
— Ну вот и думай. А теперь пошли!
Раздвигая упругие ветки кустов, Антек и Болтиков стали пробираться к просеке, по которой проходили столбы телефонной линии. Возле одного из столбов Антек остановился. Он достал из кармана монтерские щипцы-кусачки и полез на столб.
— Чего ты там забыл? — задрав голову, полюбопытствовал Болтиков. Но, увидав, как сначала отлетел один провод, ловко перещелкнутый Антеком, а за ним и второй, он догадался: — Правильно делаешь. Чтоб никакой связи у них не было.
— А ты думал, мы лыком шиты? — спрыгивая со столба и самодовольно улыбаясь, сказал Антек. — Мы школу хорошую прошли.
— А ты сообщил туда, чтобы нас ждали? — Болтиков показал рукой на запад.
— Успеется, — и, слегка подтолкнув своего сообщника в спину, Антек добавил: — Ну иди же! Не трусь!
Эта ночь — третья ночь в лесу, неподалеку от строительной площадки деревообделочного комбината, — для Зинаиды Антоновны была особенно тревожной. Спят ребята. Длинный, богатый впечатлениями день сморил всех. Да они и не знают тех тревог, которые не дают спать их пионервожатой.
Где-то там, в крайнем шалаше, мирно посапывает во сне Василек. Пусть спит. Он много пережил и минувшей ночью, и сегодня после обеда, когда у них в лесу сам собой состоялся пионерский сбор. Ну и досталось же ему от ребят. Почти все предлагали отправить его домой. Знали, что худшего наказания не придумать, и все равно предлагали. Ей самой пришлось вступиться за него. Конечно, проступок его заслуживал такой кары. Но ведь он же сам во всем честно признался. И кроме того — об этом Зинаида Антоновна, конечно, умолчала, — Васильку предстояло еще встретиться с этим высоким шофером, забрать у него дневник Степана Казимирова, который Василек «выкрал» у пионервожатой и для неизвестной цели передал ему.
Зинаида Антоновна лежала в шалаше рядом с крепко спящими Ниной, Нелей и другими девочками. Лежала, но не спала. И не потому, что над ухом тонко и пронзительно звенели комары, — их она даже не замечала. Пионервожатая, как это она всегда делала, ложась в постель, мысленно подводила итог прошедшего дня, оценивала свои поступки, слова, принятые решения. Она не боялась назвать своим именем любую ошибку или промах, но всегда старалась не повторить подобного в другой раз. Не поэтому ли Зинаида Антоновна считалась лучшей пионервожатой в школе?
Вот хотя бы Василек… Недоглядела ведь, считала, что всех своих ребят знает как нельзя лучше. Это от излишней самоуверенности. А он все же молодец. Не побоялся ничего, даже угроз. А почему этот шофер ему угрожал? И какие вообще подозрительные люди этот шофер и тот, хромой… Казимиров! Держатся вместе. Что между ними общего? И почему так подозрительно скоропостижно он заболел, этот Казимиров. Или не Казимиров? Ведь сегодня утром они разговаривали, и ничего не было заметно, а вечером Зинаида Антоновна застала его с повязанной опухшей щекой, жалкого и страдающего. Конечно, в таком состоянии ему было не до разговоров. Но что-то уж больно быстро ему так разнесло щеку. И тут Зинаиде Антоновне пришлось признать еще одну свою ошибку. Ей надо было не письмо писать Мирону Васильевичу, а позвонить по телефону. Да, промах, и очень большой промах. Но его можно исправить. Не только можно — нужно. Завтра же первым делом позвонить Мирону Васильевичу и обо всем рассказать, — отдала себе мысленный приказ Зинаида Антоновна. «А почему завтра? — вдруг задумалась девушка. — Завтра может быть поздно. Нет, это надо сделать сегодня, сейчас же! У Мирона Васильевича есть дома телефон. Ничего, что уже ночь. Она ведь не по пустякам его тревожит».
Зинаида Антоновна торопливо начала одеваться. Торопливо и в то же время осторожно: ей не хотелось тревожить девочек.
Теперь, когда вопрос с Казимировым был, можно сказать, решен, Зинаида Антоновна снова мысленно обратилась к шоферу, стараясь найти логическое объяснение его поведению. Но как она ни старалась, ничего толкового в голову не приходило. Зачем ему понадобилось запугивать мальчика? И вообще, что он хотел найти в дневнике Степы Казимирова? Вчера она, конечно, не присматривалась к этому шоферу, но сегодня уже наблюдала за ним более внимательно — она знала о его загадочной просьбе. Зинаида Антоновна попыталась восстановить его портрет в своей памяти. И вдруг… вдруг пальцы у нее задрожали: ей показалось, что она видела когда-то этого человека, где-то встречалась с ним. Этот недобрый, пугающий взгляд… У кого же был такой взгляд? Зинаида Антоновна изо всех сил напрягает память и… из ее груди чуть не вырывается крик. Она вспомнила. Такой тяжелый, злобный взгляд был у начальника полиции Вышемирского. Когда она пряталась в кустах с саквояжиком доктора Долохова, а он — Антек Вышемирский — искал ее, у него был вот такой же взгляд. И этот взгляд Зинаиде Антоновне запомнился на всю жизнь. Неужели это он? Начальник полиции их района? Нельзя медлить ни минуты. Быстрее к телефону!