Снова вспыхнул экран видеофона.
— Друзья! — голос капитана, всегда такой спокойный, дрожал от сдерживаемого волнения. — Штурм античастиц продолжается. Мы попали в беду. Вероятность того, что мы встретим антиполе, была ничтожно мала, но это случилось. Никакой корабль не застрахован от рифов. Возможно, мы и спасёмся, но… Положение слишком серьёзно. Во всяком случае, я хочу, чтобы вы знали истину. Мы будем бороться до последнего. И ничто не остановит Человека на его пути к звёздам! — закончил капитан.
Эллор выскочил в коридор. Здесь явственнее слышались тяжёлые взрывы и треск, похожий на звук разрываемой материи. Отчётливо пахло гарью. Несмотря на то, что все кондиционеры были включены, температура воздуха достигала тропической, и Эллор сразу взмок.
Хватаясь за боковые поручни, идущие вдоль стен, Эллор двинулся к корме. Транспортёр уже не работал. Тяжело дыша, юноша ввалился в аккумуляторный отсек. Здесь, как ни в чём не бывало, перемигивались зелёные огоньки да пел свою монотонную песенку автофиксатор биотоков. Контраст был настолько разителен, что Эллору на миг показалось, будто всё происходящее было не более, чем страшным сном. Но глухие взрывы доносились и сюда…
Эллор подошёл к реактору. Энергии для передачи депеши накопилось ещё недостаточно: разряд произойдёт в лучшем случае через несколько суток. Эллор невесело усмехнулся, к тому времени «Азора» успеет превратиться в атомную пыль…
И тут Эллора осенило. Лихорадочно схватив наушники с клеммами для улавливания биотоков, юноша включил блок памяти.
«…Летим, отец. Самочувствие отличное. Часто вспоминаю тебя и милую, далёкую Землю…».
Надо ещё тридцать слов — иначе депеша не пойдёт. Отец… Он должен уйти из жизни с мыслью, что полёт мой проходит нормально. «По вечерам мы смотрим сферофильмы, читаем, играем в шахматы, танцуем. Наши девушки соорудили к моим именинам великолепный торт с вензелем «23».
Ещё десять слов. Эллор облизнул пересохшие губы. Он хрипло дышал.
«Будь счастлив, отец. Будьте счастливы, земляне. Экипаж «Азоры» шлёт вам привет».
Всё!.. Эллор тяжело поднялся.
— Эллор, Эллор, — послышался встревоженный женский голос, — где ты? Команда собирается в центральном отсеке. Не медли!..
Эллор нажал кнопку катапультирования передатчика и неверной, пошатывающейся походкой направился в центральный отсек. Он уже не видел, как позади на выпуклом обзорном экране от хвоста стремительной ракеты отделился круглый контейнер, который пошлёт землянам прощальный привет «Азоры» — невидимый сгусток трепетной энергии…
Гость
Весть о том, что у Ван Тааненов находится человек, предложивший за пищу деньги, с быстротой молнии распространилась по рыбацкому посёлку.
Когда я прибежал к Ван Тааненам, небольшая столовая их нового дома была полна, и люди всё прибывали.
Люди передавали из рук в руки старинные монеты, предложенные пришельцем хозяину.
— Такие только в историческом музее увидишь, — сказал Питер Ван Таанен, разглядывая позеленевшие от времени кружочки металла.
Человек жадно ел, низко нагнувшись над тарелкой. Мы с любопытством разглядывали диковинную одежду пришельца, его длинные волосы цвета воронова крыла, обильно сдобренные проседью.
В раскрытые окна доносились удары по мячу и смех.
— Вышел я утром в море сеть проверить, — наверно, в двадцатый раз рассказывал старый Питер, разглаживая белые усы. — Правлю на маяк. Вдруг вижу — что-то чёрное вдали, вроде бочонка. Подхожу вплотную, приглушаю мотор. Что за штука, думаю? Вроде надувного понтона. Качается на волне, как ни в чём не бывало. Ощупал я этот понтон, подумал: откуда бы ему тут взяться? Да и решил двигать дальше. А тут его вот голова из воды показалась, — Питер кивнул в сторону незнакомца, уплетавшего жареную макрель. — Уцепился двумя руками за буй, — там ручка внизу оказалась, — а сам весь под воду ушёл, видно, вконец обессилел. Втащил я его в лодку.
— Он что, без сознания был? — спросил Фёдор Петрович, старшина цеха, в котором консервировали рыбу.
— Нет, ещё в сознании, и это его счастье, — ответил Питер. — Иначе захлебнулся бы в два счёта. Ну, дал я ему хлебнуть тонизатора, он пришёл в себя. Стал я его расспрашивать, что да как. А он отвечает как-то чудно. На бутылку с тонизатором пальцем показывает, — удивляется, значит. Отдельные слова вроде и знакомы мне, а понять — ничего не пойму. Обращаюсь к нему по-нашему — а он только руками разводит: не понимает языка. А сам дрожит как лист и всё на рот показывает есть, мол, хочет. А у меня в лодке, как на беду, ничего нет съестного. Развернул я лодку и доставил его домой.
Все перевели глаза с рассказчика на пришельца. Жена Питера в это время поставила перед незнакомцем блюдо солянки. Гостя словно подменили. Глаза его засверкали, он выкрикнул какое-то слово на незнакомом языке и обеими руками приподнял блюдо, расплескав еду на одежду и скатерть. Затем несколько раз попробовал блюдо на зуб и снова выкрикнул то же слово. И улыбка, как солнечный зайчик, осветила его измождённое лицо.
У меня мелькнула мысль, что у незнакомца неладно с головой. Неужели обычное золото могло привести его в столь сильное волнение?
Будто угадав мои мысли, старый Питер покачал головой.
А незнакомец, поставив блюдо, что-то быстро говорил на незнакомом языке, и в голосе его слышалось волнение.
…Григо Норден снова и снова нажимал зелёную кнопку пульта, хотя и понимал отлично, что настройка здесь ни при чём. Оранжевая змейка на экране явно вышла из повиновения. Впервые за четырнадцать лет полёта она пересекла алую горизонталь аварийного режима и со зловещей медлительностью поползла вверх.
Он гнал от себя эту мысль, но в мозгу горели два слова: Блуждающая Энергия. И смысл этих слов был страшен.
Блуждающая энергия…
Норден припомнил третью заповедь космопилота: «Наблюдай, чтобы цепная реакция не превратилась в реакцию, сорвавшуюся с цепи». Но что он мог поделать, он, единственный человек на «Мираже», все шестнадцать роботов которого погибли во время высадки на колеблющуюся поверхность захудалой планетки в системе Сириуса. После этой трагической высадки Григо Норден оказался совершенно один на колоссальном трансгалактическом звездолёте.
Кое-как он стартовал с коварной планетки, взяв курс на Солнечную систему.
По сути дела Норден был безоружен теперь перед лицом любой неожиданности. Но фотонные дюзы работали нормально, головной инфралокатор показывал, что путь впереди свободен от метеоритов, и Норден, передвигаясь по кораблю в противоперегрузочном манипуляторе, временами начинал верить, что всё закончится для него благополучно, и принимался насвистывать весёлую песню, — одну из любимых песен землян:
Но поступь грозных событий была неотвратима.
Оставленные без постоянного присмотра роботов корреляционные системы ракеты медленно, но верно уклонялись от нормы. В информационных блоках накапливались ошибки, поначалу ничтожные.
И вот наступило Неизбежное.
Оранжевая змейка, которую Григо привык называть «Языком Большого мозга», перечеркнула аварийную линию экрана. Это означало, что главный кинжальный двигатель «Миража» вышел из повиновения.
Вырвавшиеся из-под контроля реакторы непрерывно наращивали мощность. «Мираж» был теперь подобен норовистому коню, который закусил в бешеном галопе удила и понёс, не разбирая дороги, прямо в овраг, где седока ждёт неизбежная гибель. Таким оврагом для звездолёта был световой барьер.
Большой мозг сообщил Григо, что до барьера смерти при данном ускорении остаётся едва ли четверо суток. Необходимо было принимать какое-то решение.
Григо Норден решил попытать счастья на каботажной ракете, или шлюпке, как её обычно называли. Собственно говоря, это был единственный шанс.