— Ты ищешь куски «железной птицы»? — спросил он.
— Да, — едва скрывая охватившее меня волнение, ответил я,
— Вот они. Я нашел их там…
Он протянул мне обломок и показал плетью куда-то на юг.
— Откуда ты знаешь, что мы ищем? — пока я подбирал вылетевшие из головы тибетские слова, спросил за меня Ли Сяо.
Тибетец причмокнул и улыбнулся:
— Об этом знают люди от Нгангларинг-цо до Кунгшерьи.
Ах, вот оно что! Значит, слухи о людях, ищущих по нагорью обломки самолета, точно с ветром успели разлететься во все стороны на десятки километров — от стойбища к стойбищу. Да, в пяти километрах от нашего лагеря, на утоптанной за сотни лет копытами яков и верблюдов караванной тропе от Лхасы до Священных озер нашел тибетец эти обломки.
Я стоял перед добрым вестником, решительно теряясь, что же мне делать: по-русски, от всей души расцеловать его немолодое лицо, немедленно радировать Васе или ринуться скорее к месту находки…
Вероятно, радист не успел связаться с отрядом Васи и астрономами, как я уже был на караванной тропе. Сопровождавший меня тибетец точно указал мне место, где он подобрал сегодня утром куски дюраля.
До глубокой темноты мы с тибетцем ехали медленно по тропе в надежде найти следы проходивших здесь кочевников, которые подобрали цилиндр. Напрасно: кроме костей верблюдов и лошадей, мы не встретили ничего.
— Где еще тут стойбища овцеводов? Скажи мне, добрый человек, где поблизости можно найти их? — придя в отчаяние, взмолился я.
— Там, — ответил тибетец, указывая в сторону озера и горной гряды, пересекавшей равнину на юго-востоке.
…Через несколько дней приехали Вася и китайские астрономы. И снова, разрываясь между основной нашей работой и поисками снаряда, от зари до зари мы с Василием рыскали по тропам, шарили по прилегающим к озеру стойбищам, опрашивая и опрашивая кочевников.
Найденные на караванной тропе обломки говорили о том, что кочевники были где-то неподалеку. Но где?
Наконец-таки в середине июля нам удалось неподалеку от озера Нгангларинг-цо выследить людей, увезших наш ориентир — остатки американского самолета. Я и Вася увидели на шеях у женщин вместе с коралловыми амулетами тусклые куски дюраля.
— Неужели нашли? — почти задыхаясь от волнения, воскликнул я, когда мы остановились около крытой дюралевым листом землянки на краю стойбища.
— Куски самолета еще не метеорит, — хмуро пробурчал в ответ мой друг.
Мы расспрашиваем подошедших к вездеходу тибетцев, описываем им снаряд, с их разрешения роемся вземлянке с хозяйственным скарбом.
Увы! Вася прав. Выхлопная труба, вал от пропеллера и другие обломки бесконечно далеки от «небесного посланца». Его нет и здесь!
Наверно, у меня был в эти минуты столь растерянный, страдальческий вид, что Вася сжалился надо мной. Ласково потрепав меня по плечу, он проговорил:
— Ладно, дружище, не стоит унывать. Мы с тобой сделали все, что могли. Пусть ищут другие.
Не окажись Вася достаточно стойким, мы бы уехали ни с чем. Но пока я, поддавшись унынию, устало сидел на земле, мой друг попытался еще раз подробно расспросить собравшихся около нас кочевников. И вот, когда Вася, с помощью Ли Сяо, подробно разъяснил, что именно мы ищем, и описал местность, где погиб самолет, раздались голоса:
— Да, да, эта вещь там была. Мы видели и подобрали ее.
— Так где же она?! — во все горло крикнул Вася.
— Там, — показал на восток старик-тибетец, — мы оставили ее на «обо», у перевала…
Невозможно передать никакими словами ту радость, а с ней и тревогу, которые охватили меня и Васю. Снаряд найден, но он брошен на священном алтаре — «обо», среди пустыни, опять валяется под открытым небом где-то в трущобах нагорья. Но счастье, если это так. А может быть, его уже нет там и в помине?
Через полчаса мы мчались на восток к затерявшемуся среди равнин и гор «обо». Согласившийся сопровождать нас старый тибетец, наверно, смотрел на меня и Васю, как на сумасшедших. Почти не разбирая дорог, увязнув один раз в трясине и едва не свалившись вместе с вездеходом в бушующий по дну ущелья поток, к исходу третьего дня мы добрались до «обо». И там, среди камней со священными надписями, среди палок и тряпок мы наконец-то нашли цилиндр.